Глава 1
Йоркшир, Англия Ноябрь 1815 года
– Боже мой, Уилсон! Зачем вы это сделали?
Экипаж резко остановился, и корзина с малиновым вареньем с грохотом упала на пол. Встревоженная Арабелла Хадли распахнула дверцу кареты и начала всматриваться в ночную тьму.
– Нед! Что случилось?
– Скорее, мисс Хадли! – услышала она и увидела протянутую крепкую руку. Нед был плотный, рослый парень семнадцати лет. Он был и лакеем, и посыльным, и помощником повара, и вообще выполнял всю работу, для которой средства не позволяли нанять кого-то еще. – Уилсон опять это сделал.
– Будет тебе чушь-то пороть, – раздался протестующий голос старого конюха. – Нет нужды звать мисс.
Арабелла перешагнула через разлившееся варенье и выбралась из экипажа. Она надеялась, что Уилсон не задавил еще одну несчастную свинью. Лорд Харлбрук до сих пор не пришел в себя от постигшей его в прошлом месяце потери породистой животины. Арабелла обошла экипаж и остановилась.
– Почему мы стоим?
Нед показал пальцем на Уилсона, который что-то бормотал себе под нос.
– Он снова гнал карету как бешеный, и...
– Вовсе и не гнал, – запротестовал Уилсон.
– Гнал, гнал. Когда мы завернули за угол, лошадь мужчины испугалась и понесла, и...
– Какого мужчины? – перебила его Арабелла.
Уилсон грязной рукой указал на обочину дороги. Арабелла с мрачным предчувствием обернулась. В темноте она смогла различить только очертания человека, лежащего ничком в грязи. У нее упало сердце, когда она разглядела его плащ с капюшоном и дорогую пару гессенских сапог, начищенных до зеркального блеска.
– Господи! – слабым голосом выдавила она из себя. – Он... мертв?
– Боже мой, конечно, нет. – Уилсон ткнул пальцем в сторону ветвистого дерева. – Он просто наткнулся головой на ту ветку, когда его лошадь встала на дыбы.
Низкая ветка дрожала, как будто от удара. Слава Богу, Уилсон не подходил к несчастному; Арабелле менее всего нужно было внимание местного констебля.
– Видно, не очень хорошо сидит в седле, если свалился с лошади, – заметил конюх.
– Да, неопытный, – согласился Нед. – Жаль, что лошадь его убежала. Мастеру Роберту понравился бы такой отличный скакун.
– Меньше всего моему брату нужна лошадь, которая по малейшему поводу встает на дыбы, – сухо сказала Арабелла. – Дайте мне фонарь. Надо посмотреть, тяжело ли бедняга ранен.
– Не подходите слишком близко, – предупредил Уилсон с безопасного расстояния. – Он может прийти в себя и вряд ли обрадуется, поняв, что лежит на земле.
– Если он набросится на меня, я разрешаю вам стрелять в него. – Арабелла наклонилась, чтобы рассмотреть мужчину при свете фонаря. – Судя по его одежде, он весьма состоятельный джентльмен.
Уилсон фыркнул:
– Он, может быть, и выглядит джентльменом, но кто его знает. Не подходите ближе, мисс Арабелла. Леди Дарем и леди Мелвин никогда мне не простят, если с вами что-нибудь случится.
Арабелла подумала, что ее тетки больше расстроятся из-за того, что не присутствовали при таком захватывающем событии. Тетя Эмма и тетя Джейн были подвержены взрывам романтической фантазии. К счастью, жизнь давным-давно избавила Арабеллу от этого недостатка.
Она склонилась над упавшим мужчиной. Он лежал на боку, его широкие плечи равномерно поднимались и опускались, и это успокаивало. Его черные как ночь волосы спадали на огромную багровую шишку над бровью, остальная часть лица была затенена складками толстого шерстяного шарфа.
Поднялся ветер и принес с собой слабый запах снега. Арабелла вздрогнула и потуже завернулась в плащ. У нее не было выбора: надо было возвращаться и везти нежданного гостя в Роузмонт. Ее тетки позаботятся о нем до приезда врача.
Когда Арабелла отворачивалась от раненого, в свете фонаря что-то блеснуло. Золотой перстень с огромным квадратным изумрудом сверкал на красивой руке незнакомца. Не сознавая, что она делает, Арабелла поставила фонарь на замерзшую землю и опустилась на колени.
Боже милостивый, этого не может быть! Она похолодела.
– Гляньте-ка на эту побрякушку! – с благоговением воскликнул Уилсон. – Наверное, он богач, если носит такое кольцо. – Он наморщил лоб. – Как вы думаете, он рассердится на меня за то, что я напугал его лошадь?
У Арабеллы так колотилось сердце, что она едва слышала слова конюха. Она потянулась к шарфу, двигаясь в каком-то странном оцепенении. Как только ее пальцы коснулись шерстяной ткани, сильная рука обхватила ее запястье, словно нагретый стальной обруч. Мужчина внезапно очнулся и пристально посмотрел на Арабеллу.
Глубокий и чарующий взгляд пленил ее. Зеленые глаза, обрамленные густыми загнутыми ресницами, казалось, принадлежали ангелу.
Эти глаза ей были знакомы. Она их знала, пожалуй, лучше, чем свои собственные. Она знала также и то, что увидит под шарфом: золотистую кожу и четко очерченный, аристократический нос над чувственным ртом, предназначенным для запретных удовольствий.
– Люсьен. – На одеревенелых губах появилось забытое ощущение от произнесенного шепотом имени. Хотя он все еще удерживал ее запястье, Арабелла отодвинула шарф и коснулась поросшей щетиной щеки. Горячая волна обдала ее пальцы, перетекла в грудь, потом скользнула ниже.
Арабелла содрогнулась, чувствуя, что ее предает собственное тело. Ее охватил страх. Да поможет ей Бог: она все еще находилась под его чарами. С силой, которой от себя не ожидала, она высвободила руку, прижала к груди. Рука горела, как обожженная огнем.
Его глаза сверкнули, а губы искривились в слабой улыбке. Однако Арабелла не улыбнулась в ответ. Она больше не была неопытной шестнадцатилетней девушкой.
– Черт побери, Люсьен! Зачем ты вернулся?
Он попытался что-то сказать, но тут глаза его закрылись, а голова упала, как будто он снова потерял сознание.
– Вы знаете его, мисс? – Голос Уилсона дрожал от страха и надежды.
Арабелла поднялась, прижимая руки к складкам юбки.
– Это Люсьен Деверо, герцог Уэксфорд.
– Герцог? Теперь меня точно повесят.
– За то, что ты напугал его лошадь? – вытаращил глаза Нед.
– Эти господа не станут особо разбираться.
Арабелла смотрела на Люсьена, и в ней закипала ненависть к нему за то, что он снова нарушил спокойный ход ее жизни. На какой-то миг она даже подумала о том, чтобы оставить его там, где он лежал, одного, без помощи.
Однако внезапно подувший ветер остудил не только ее горящие щеки. Ни тетки, ни собственная совесть не позволят ей такой роскоши. С тяжелым вздохом она подняла фонарь.