– Китеж!
Сшиблись! Вражеский наконечник отвожу в сторону, а мое бьет в край монгольского щита, пробивает, застревает в теле и вырывается из руки. Саблю из ножен – и сразу в бок поганому.
Бум! Щит вырвало из руки, и он улетел вместе с латной перчаткой. Откинулся назад, пропуская копье над собой, и успеваю отсечь руку врагу.
Удар! Не успел отвести наконечник копья, и он пропарывает край кольчуги на предплечье. Чудом удержался в седле, но при этом выронил саблю.
Вырываюсь на простор – впереди никого. Конь останавливается и начинает валиться. Соскакиваю и оборачиваюсь. Из сшибки вышли двадцать пять бояр. Еще четверо – пешие и сейчас ловят монгольских коней. Мне тоже надо лошадь. Рядом оказывается Лисин.
– Жив, княже?
– Жив-жив. Коня найди!
– Сейчас.
Илья быстро поймал лошадь. Пока он ее вел ко мне, я успел разглядеть тех, кто вышел из сшибки живым. Среди ратников, ловящих лошадей, увидел Велесова и Горина, скривившегося на один бок. Рысцой направился к ним, добив «карателем» копошащегося в снегу монгола. Свою саблю я обнаружил торчащей рядом с бьющейся в агонии лошадью. Почти сразу нашел свое копье. Щита не нашел и, подобрав монгольский, поднялся в седло.
– За мной!
Два с половиной десятка кинулись догонять оставшихся степняков. После сшибки они не остановились и поскакали дальше к обозу. С последних телег поднимались раненые, бежали возницы с передних саней. Вставали все, кто мог двигаться, и готовились дать последний свой бой. У перелеска закипела схватка. Часть монголов развернулась навстречу нам, и мы опять сшиблись. На этот раз сбил троих и, выскочив к обозу, сразу обрушил клинок на сражающегося с раненым ратником степняка. Удар в спину, разворачиваюсь – на меня навалились сразу двое. Сабля идет кругом, отбивая вражеские клинки, от щита летят щепки. Что-то щелкает – и поганый валится с коня. Это Кубин из пистолета палит, меткий дед. Зарубив степняка, смотрю в глубину перелеска. Там, у сбившихся в пробке саней, тоже жаркий бой. Обозники копьями отгоняют конных монголов, раненые, кто может держать оружие, ощетинились клинками. Рядом с санями, где лежит дед Матвей, крутятся около десятка степняков. Возница размахивает оглоблей, а Кубин стреляет. Направляю коня туда, по пути наколов монгола, выскочившего из-за елок.
Дед Матвей свалил выстрелом очередного поганого и вдруг, повернувшись, выстрелил мне навстречу. Сзади кто-то вскрикнул, а я, не оглядываясь и не обращая на боль от удара сзади, ринулся вперед, так как увидел, что монгол замахнулся на Матвея Власовича. С ходу рубанув степняку по затылку, а второго сбив с коня торцом щита, слетаю с коня и кидаюсь к саням.
– Власыч! Власыч! – Я тормошил безвольное тело и смотрел на человека, ставшего мне лучшим другом.
Эх, Власыч, Власыч. Зачем стрелял, ценой своей жизни спасая меня? Убил бы поганого напротив, был бы жив, а я как-нибудь обошелся. До этого обходился же. И не прав был ты, когда говорил, что то был твой последний бой. Вот твой последний бой…
* * *
Сквозь красное марево в глазах и звон в голове не сразу понимаю, что мне говорит та женщина, которую за волосы таскал монгол.
– А?
– Что делать, боярин?
Медленно обвожу взглядом место схватки. Что, все наши полегли и я остался один? Нет, вон Борис куда-то на коне поехал, и подходит, покачиваясь, Илья. Садится рядом, прямо на снег. Слева появляются четверо новиков, еле стоящих на ногах. Четверо счастливых, так как их четверо, не считая Илью и Демьяна, и было. А где сам Горин?
– Так что делать-то, боярин? – повторила женщина свой вопрос, и я увидел еще небольшую толпу селян, что стояла невдалеке. В основном женщины и дети, но есть и мужики.
– Князь я, впрочем, не важно. Уходите. Если придут поганые, то вырежут всех. Берите свой скарб, что еще не нагружен, – я показал на сани, стоящие в центре деревни, – вон, почти собраны, и уходите. Если встретите русские дружины, расскажите обо всем.
Но селяне стояли столбом и не двигались.
– Наш обоз сейчас уйдет! – Я не собирался долго их уговаривать. – Соберем всех павших и уйдем.
Сколько у нас времени? Подозреваю, что мало. Думаю, та полусотня вернется. Даже если уйти сейчас, то по следам найдут. Надо их отвлечь, а следы замести. Хорошо бы снег пошел, вон какие тучи идут, но когда он еще пойдет?
Наконец селяне зашевелились. Женщины кинулись к домам, а несколько мужиков подошли ко мне.
– Княже, мы поможем убиенных собрать.
Я устало кивнул, так как у нас самих сил почти не осталось, да и времени в обрез. Мужики поклонились и, перекрестившись, начали переносить убитых и складывать тела на сани.
Из густой молодой елочной поросли вдруг вывалились двое: Варнавин Николай и Демьян. Вышли и упали. Удивленно смотрю на Варнавина – он же на первых санях был и вместо возницы правил. В бою на холме ему сильно ногу поранили, да и стрелу он заполучил в ключицу.
– Николай, ты чего, у тебя же нога вся иссечена.
Тот поднял бледное лицо:
– Они брата убили, прям на санях, копьем, а я лежать буду? – Варнавин сжал зубы и стал подниматься. Рядом зашевелился Горин, но встать не смог. И они вместе, поддерживая друг друга, вновь попытались подняться. Встал, поднял обоих и помог дойти до саней. Присел сам.
Глядя на мужиков, что таскали тела ратников и укладывали их на сани, подумал, что остается только один выход. Когда вернется та полусотня, отвлеку на себя и уйду. Уведу их в сторону. Дам шанс раненым на обозе.
– Вот что сделаем. Ты, Николай, веди обоз севернее до первого селения. А я и… – замолчал, оглядываясь. А с кем? С новиками? Их шестеро, вместе с Борисом Велесовым, плюс я. Семеро. М-да. Вздохнул. – А я, с парнями, поганых на себя возьму. На полудень их уведу. А там, если от них оторвемся, выйду к Оке и по ней – в родные края. А вы, как управитесь и подлечитесь, туда же возвращайтесь.
Горин поднял голову и что-то прохрипел.
– А ты, Демьян, в обозе останешься. Вон как изранен весь.
Я показал на него проходящим мужикам:
– Отнесите его в сани.
Тот было дернулся возразить, но, всхлипнув, потерял сознание. Сильно же досталось Косой сажени. Его унесли, а я спросил Лисина:
– Ты-то как, Илья? Цел?
– Цел, Владимир Иванович, на удивление, только зело устал.
– Скоро отдохнем, Илья, – и я похлопал парня по плечу. – Вот с погаными управимся и отдохнем.
* * *
Не думал, что у нас будет столько времени. Как только в перелесок втянулись последние сани, вслед за ними ушли быстро собравшиеся селяне, загрузив последние свои пожитки на уже полные волокуши с награбленным монголами добром.
Я оглядел свое воинство.
Никита Савельев, среднего роста, поджарый крепыш. У него в битве на холме погиб брат. Егор Перст, высокий и полностью седой пятнадцатилетний парень, с вечно хмурым лицом. Его отец погиб на Буевом поле у Больших Ключей. Похожие друг на друга, но не братья, два Михаила: один сын боярина Макарова, другой – боярина Стастина. Их отцы сложили свои головы в недавней битве, сражаясь рядом с Евпатием Коловратом. Лисин Илья, видевший, как погиб его отец в самом конце сражения. Теперь уж точно будут помнить только отвагу бояр Лисиных.
