«Уважаемая мисс Престон!
Позвольте мне представиться. Меня зовут мистер Силас П. Свифт, я известен в этой стране как импресарио и управляющий цирком, хотя предпочитаю называть свое детище театром развлечений. Мы находимся в Нью-Йорке, но наши гастроли с огромным успехом проходили в Пенсильвании и Цинциннати. Провиденс, как Вы, возможно, знаете, является центром месмеризма, а в Цинциннати работает гипнофренологическое общество. Все, от мала до велика (особенной популярностью это искусство пользуется в Провиденсе, хотя я не могу найти объяснения этому интересу), страстно увлекаются изучением данного феномена. Надеюсь, что этот интерес может быть выгоден нам обоим в связи с моим предложением.
Хотя в моей труппе выступают певцы с прекрасным репертуаром, эквилибрист, дрессировщик с танцующим медведем и акробаты…
— Я же сказала, что видела людей, летающих вокруг! — закричала Рилли.
Я все же склоняюсь к мысли о том, что интерес публики к гипнозу надо поощрить. У меня выделено место для человека, который способен продемонстрировать свои умения в этой области. У нас уже был опыт выступления проповедника, который пользовался большой популярностью, однако он покинул труппу. Он произносил прекрасные речи, демонстрируя свое ораторское искусство, и даже вырывал зубы на глазах у публики. Если Вы готовы показать людям свои способности ясновидения, общения с духами и другие необычные номера, мы будем чрезвычайно рады».
Корделия то краснела, то бледнела, пока читала письмо. Она снова возвращалась к одному слову: Америка!
«Ваша слава достигла наших берегов. О Ваших несчастных жизненных обстоятельствах писала «Нью-Йорк кроникл», а за историей убийства лорда Моргана Эллиса мы следили самым пристальным образом. Я понял, что наряду с занятиями гипнозом Вы также выступали на сцене. Какое счастливое стечение обстоятельств, ведь это настоящая находка для моего театра развлечений!
Нет нужды лишний раз напоминать Вам, мисс Престон, о том, что интерес к Вашему имени очень велик, поэтому Вам понятно мое нетерпение поскорее видеть Вас здесь, пока эта история у всех на устах. Вас здесь называют мисс Престон из Блумсбери в Лондоне, — именно так Вас представляли в газетах.
Мисс Престон, наша держава — это место бесконечных возможностей для тех, кто отважится рискнуть. И Вы должны знать, что наша страна, как никакая другая, открыта для новых идей.
Я хотел бы предложить Вам, мисс Престон, контракт на пять месяцев с жалованьем не менее пятидесяти долларов в неделю. Смею Вас уверить, это щедрое предложение, так как справедливость — свойство моей натуры. Кроме того, я осознаю, что Ваше присутствие украсит мою труппу. Вы будете демонстрировать свои умения на сцене нашего театра, и я готов отвести Вам лучшее время, поскольку хочу, чтобы Ваш номер стал гвоздем программы. Я намереваюсь разместить Ваше имя на афише не под названием представления, а сверху, что только подчеркнет Ваш высокий статус актрисы. Я планирую представить Вас как мисс Престон из Блумсбери в Лондоне.
Надеюсь на быстрый ответ, так как наступающее лето ознаменует новый сезон для моей труппы.
Я встречу Вас в порту, как только буду знать точное время прибытия и название корабля. Кроме того, я обещаю, что позабочусь о месте Вашего проживания в Нью-Йорке, если Вы изложите свои условия.
С нетерпением жду Вашего скорейшего ответа и выражаю надежду на наше плодотворное сотрудничество.
Имею честь оставаться
Вашим верным слугой, мэм,
Силас П. Свифт,
антрепренер».
Корделия перечитала письмо, и Рилли тоже бегло просмотрела его. Олив и мистер Онор читали его, глядя Корделии через плечо (хотя им уже было известно его содержание). Миссис Фортуна стояла с гордым видом, так как знала весь текст письма наизусть.
— Мне интересно было бы узнать, мисс Престон, — сказал мистер Онор, выступавший клоуном, — мог бы я присоединиться к вам?
Он заметил, что Корделия не слышит его, но продолжил в отчаянии:
— Дети так любят меня. Я бы мог развлекать их, пока вы проводите свои гипнотические сеансы.
— Пятьдесят долларов — это двадцать фунтов, — объяснила миссис Фортуна. — Убийство себя окупает, не так ли?
Она заметила гневный взгляд, которым ее тут же наградила Корделия.
— Я хотела сказать, что когда имеешь отношение к громкому процессу, то невольно приобретаешь славу, — поспешила исправиться она.
— Разумеется, никто не хотел сказать ничего дурного, — заверил ее мистер Онор, клоун. — Так что же, подумаете обо мне?
— Конечно, никто не откажется от того, чтобы его имя напечатали в газетах, — сказала Олив. — Разве я не права, Джеймс? Джоллити, вы слышите меня?
Карлики-танцоры от возбуждения сделали несколько чечеточных па.
— Америка, — едва слышно вымолвила Корделия, и в этот момент в заведение вошел мистер Трифон.
— Мисс Престон! — воскликнул он. — Вы видели письмо? Моя дорогая, как вам мое выступление на дознании?
— О, мы так благодарны вам, мистер Трифон, — отозвалась Рилли. — Я считаю, что вы выглядели потрясающе в своем плаще и таком модном галстуке.
Он поклонился, сохраняя королевскую осанку.
— Всегда к вашим услугам, мои дорогие леди, — ответил он. — Возможно, мы сможем присоединиться к вам в Америке. Возможно, мы даже сумеем возродить идею постановки бессмертного господина Шекспира. — Очевидно, мистер Трифон забыл о слоне.
Запах жаркого начал наполнять комнату. Прошло всего пять дней, с тех пор как оно «попало» в котел, и, конечно, все могло быть хуже, но тем не менее запах был весьма ощутимым.
— Но что, если он шарлатан? — язвительно спросила миссис Фортуна (хотя, конечно, она не могла не заметить, на какой дорогой бумаге было написано письмо).
— Шарлатан?! — возмутился мистер Трифон. — Мистер Силас П. Свифт не может быть шарлатаном. Он один из самых известных антрепренеров Америки. Неужели вы этого не знаете? Он знаком с Эдмундом Кином. Разве вам это не ведомо?
Если бы не запах жаркого, Корделия, которая все еще держала письмо в руках, подумала бы, что потеряла рассудок.
По дороге на Пикок-стрит они с Рилли только недоуменно переглядывались, не в силах говорить. Столь неожиданный поворот событий сбил их с толку. Корделия постоянно опускала руку в карман, чтобы убедиться, что письмо Силаса П. Свифта на месте. Они все время спотыкались на неровном покрытии моста, когда переходили через реку. А затем, уже дойдя до стоянки экипажей на Элефант и Касл, начали смеяться. Женщины смеялись так сильно, что слезы текли из глаз. Им просто повезло не встретиться с констеблем, который наверняка арестовал бы их, приняв за подвыпивших уличных женщин.
В тот вечер они собрались все вместе, и миссис Спунс по ошибке перевернула свой ночной горшок. Они снова и снова перечитывали письмо и грезили об Америке. Америка вместо работного дома на Винегар-Ярде. Регина внезапно вспомнила о своем жившем в Нью-Йорке младшем брате, говоря о нем неизменно: «мальчик Алфи». Гвенлиам, на бледных щеках которой проступил румянец, только и делала, что повторяла: «Америка? Новая страна?» Рилли сидела рядом с миссис Спунс, спрашивая ее, хотела бы она отправиться через океан на корабле. Старая леди улыбалась, как всегда, но, если бы она понимала хоть что-нибудь, разве отказалась бы от Америки? Ее тоже страшила бы перспектива оказаться в работном доме. Они без устали повторяли: «Двадцать фунтов в неделю!», у них не было и мысли о том, чтобы отказаться от предложения. Они точно знали, что поедут в новую страну, поедут все вместе, всем домом: разве не потому они выдержали все страшные испытания, что рассчитывали друг на друга? Они теперь были готовы или умереть, или доплыть вместе. Они должны восстановить свой высокий статус. Веру в их профессионализм им внушил месье Роланд, но выступления в цирке его не обрадуют, однако, с другой стороны, как еще они могли подтвердить свою репутацию?
