Книга Орден Сталина - Алла Белолипецкая

Перрон опустел, и в сгустившихся сумерках почти тенью казался одинокий силуэт, застывший чуть поодаль от фонарей и скамеек на поездной платформе. Тьма рядом с этим силуэтом почему-то была гуще, плотнее, чем повсюду вокруг; кому-то могло бы даже померещиться, что она имеет очертания укороченной человеческой фигуры. И молодой человек, чей силуэт выделялся в ночи, беседовал с этой тьмою – так, словно она отвечала ему.

– Ванесса Хантингтон работает на MI-6[13]? – поинтересовался Коля.

– Британцы предпочитают называть эту организацию SIS[14], – с учтивостью поправил его Азот. – И ваша матушка в определенной степени с этой организацией связана. Именно по ее просьбе она помогла фрау Хильшер покинуть Москву. Но нет, милорд: Ванесса Хантингтон работает не на SIS.

– А на кого?

Демон в очередной раз изобразил смущение и ничего не ответил.

– Понимаю. – Скрябин кивнул. – Об этом ты будешь молчать. Но, по крайней мере, теперь ясно: Анна – двойной агент. Одного только я понять не могу: почему она так испугалась, когда увидела серьги, которые я ей подарил? Ведь ее испуг не был притворным.

– Дело в том, что эти серьги – не такие же, а эти самые, – у неё отобрал их красноармеец на пограничном переходе в 1919 году, – сказал Азот. – Да, да: серьги не были проданы в Германии. И не возникло бы нужды их продавать: профессор фон Фок и его дочь и так жили неплохо. Профессор начал работать на британскую разведку еще в то время, когда жил в России, а затем SIS помогла ему выехать из страны – при условии дальнейшего сотрудничества. Ну, а британцы никогда не оставляют своих агентов без средств к существованию.

– Вот оно что! – Коля почти обрадовался: одной тайной стало меньше. – Анна решила, что ее серьги попали на Лубянку, а потом их выдали мне – чтобы дать ей понять: о ней всё знают. Надо же было мне выбрать в комиссионном магазине именно их!.. Но какое же задание британской разведки Анна выполняла в Москве?

– Прошу меня простить, милорд, но и на этот вопрос я ответить не могу.

Азот вновь потупился, и у Коли зачесались руки вмазать ему по его лилипутской физиономии.

– Ладно, – едва сдерживаясь, произнес он. – Забудем о том, что ты врал мне. Ах, нет, ты не врал – просто не говорил всей правды, точь-в-точь как делала это Анна. Так вот, забудем об этом. Просто скажи мне, какую еще информацию ты от меня утаил? Я даже не спрашиваю, что ты мне не сказал. Просто ответь: о чем ты не сказал мне? Только не говори, что ты не понимаешь моего вопроса.

– Я не понимаю вашего вопроса, милорд, – словно эхо, повторил за ним демон. – Но если вы намекаете на то, что я предал ваши интересы…

Николай жестом велел ему умолкнуть. Эту беседу пора было заканчивать.

– Я сам во всем виноват, – сказал юноша. – Мне не следовало принимать твою помощь. Мишке прострелили ту же ногу, которую ты ему вылечил. Не удивлюсь, если через некоторое время мне сломают те же самые ребра, которые благодаря тебе срослись. – Азот хотел запротестовать, но Коля не дал ему вставить ни слова и продолжал: – Люди никогда не получают от вас того, что им на самом деле нужно. И глупо было рассчитывать, что ты расскажешь мне всё о главном: об Анне и о Ванессе.

– Моему молчанию есть причины, – заметил демон. – И я мог бы объяснить вам, какие именно – разумеется, не вдаваясь в подробности.

– Не трудись объяснять, – сказал Николай. – Более в твоих услугах я не нуждаюсь.

Если он ожидал, что мнимый беспризорник начнет протестовать или оправдываться, то ошибся.

– Как вам будет угодно, милорд. – Азот церемонно поклонился, но его маргинальный облик превратил поклон в издевательский гротеск – по крайней мере, для Скрябина. – Смею лишь вам напомнить: когда бы вам ни понадобилась моя помощь, вам достаточно произнести троекратно мое имя, и я тотчас окажусь подле вас.

Однако Николай, не слушая его более, повернулся к нему спиной и зашагал вдоль перрона туда, где мерцал огнями корпус вокзала.

Какое-то время Азот глядел юноше вслед. Но прошла минута, другая, и демон, который с самого начала казался большинству граждан просто густой тенью, растаял: растворился в едком вокзальном воздухе.