Однако сейчас Волки получили приказ покинуть город, бросив всех своих близких на произвол судьбы, и центурион не мог с уверенностью сказать, как они поведут себя, оглянувшись назад и увидев, что беззащитная Каллева, словно созревший плод, готова упасть в алчные руки свирепого Каратака.
Но он знал одно: этот миг станет для них подлинным испытанием верности своему воинскому долгу и знамени.
— Командиры, к легату! — разнесся зычный голос глашатая. — Командиры, к легату!
Катон повернулся к своим людям:
— Ждите меня здесь!
Кучка центурионов сгрудилась вокруг Веспасиана, и легат, не тратя попусту времени на уставные формальности, заявил:
— По донесению разведчиков в нескольких милях к западу отсюда стоит лагерем большое войско бриттов. Слишком большое, гораздо больше той шайки, что налетела вчера на город. Похоже на то, что Каратак в конце концов сумел как-то ускользнуть из зоны внимания генерала. А может, и не сумел, ибо те же разведчики сообщают, что вдали, намного дальше лагеря Каратака, видны отблески костров другой большой армии. Возможно, это Плавт, но возможно, и нет. Я приказал патрулям выяснить, что это за войско. Не исключено, что Каратак движется двумя колоннами, а командующий все еще ловит свой хвост, крутясь волчком на севере, за Тамесис. Если это так, значит, бритты основательно поимели нас в зад.
У некоторых командиров вырвался нервный смешок. Потом легат продолжил:
— Если мы останемся здесь и попытаемся удержать Каллеву, нам удастся обороняться день или два, после чего нас задавят числом. Затем враг ринется к остаткам нашего легиона и тоже полностью их уничтожит. Лучшее, что мы можем сделать, это как можно скорее убраться отсюда, пойти скорым маршем на соединение с остальными когортами и запереться в походном лагере, где можно будет обороняться до тех пор, пока не кончится провизия или не подоспеет на выручку Плавт. Верику и его стражников берем с собой: они вернутся в Каллеву, когда все утрясется. Выступаем плотной колонной, повозок берем немного, столько, чтобы хватило для раненых. Ничего лишнего: солдаты кроме оружия и доспехов возьмут с собой лишь двухдневный паек. Вопросы есть?
— Так точно, командир, — прозвучал голос, и все головы повернулись к Квинтиллу. — Что будет, если враг перехватит нас на марше до воссоединения с остальными когортами?
— Если это случится, трибун, тебе придется делать карьеру уже в ином мире… Лучше позаботиться, чтобы этого не случилось. Еще вопросы? Нет? Прекрасно. Ступайте к центуриям, готовьтесь к маршу. Выступим по моему сигналу. Все свободны… Центурион Макрон, а ты задержись.
Макрон, еще в детстве, в тот недолгий период, когда взрослые пробовали его чему-нибудь обучить, усвоивший, что на любом сборище лучше держаться в задних рядах, дождался, когда все разойдутся, и предстал перед Веспасианом.
— Командир?
— Ты знаешь центуриона Гая Силана?
— Так точно, командир. Вторая когорта.
— Да, он оттуда. Верней, уже нет. Силана убили вчера, и я хочу, чтобы ты сегодня его заменил. И возьми с собой остатки твоего гарнизона.
— Есть, командир. А как быть с центурионом Катоном?
— А что с ним?
— Его люди… они идут с нами?
Веспасиан пару раз хлопнул глазами, потом кивнул.
— Разумеется. Нам нужен каждый способный держать оружие человек. Когорта Катона… как там ее называют?
— Волки, командир.
— Волки? Неплохое название. Так или иначе, пусть эти Волки охраняют повозки.
— Им это не понравится, командир, — осмелился высказаться Макрон. — Они рвутся в бой.
— Да неужели? — с ноткой раздражения буркнул Веспасиан. — Пусть делают то, что приказано.
— Есть, командир. Я дам знать Катону.
— Выполняй.
Прежде чем первые солнечные лучи омыли небо, из полуразрушенных ворот Каллевы появилась голова плотного строя тяжелой римской пехоты, в составе которого следовала и горстка уцелевших союзников. Окрестности были затянуты молочно-голубой дымкой, и Катон, взглянув вверх, нашел, что день обещает быть безоблачным, а значит, всем придется маршировать под палящим солнцем. Выйдя за ворота, Первая когорта тут же повернула налево, в сторону расположения легиона, до которого было пока еще весьма далеко. Обоз выступившего из города войска составляла вереница подвод, на которых везли раненых, а вот повозку царя Верики поместили в середине колонны под охраной Волков и царских стражей, возглавляемых лично Кадминием. К досаде и огорчению могучего бритта, Веспасиан ясно и недвусмысленно дал понять, что все без исключения воины-атребаты должны подчиняться центуриону Катону.
Когда хвост колонны выполз из Каллевы, Катон обернулся и увидел над палисадом, венчающим городской вал, множество горестных лиц. Брошенные на милость своих извечных врагов, атребаты с отчаянием смотрели вслед покидавшим их римлянам. Над обгорелыми руинами бывшей сторожевой башни высился шест с насаженной на него головой Тинкоммия, обезображенной настолько, что мало кто смог бы узнать в жуткой маске черты некогда привлекательного молодого человека.
Небольшая толпа беженцев спешно вытекла из ворот и повернула в другую сторону, спасаясь от кровавых бесчинств, которым должен был неизбежно подвергнуться город следом за появлением в его пределах диких и беспощадных сподвижников Каратака. Далеко на западе, у подножия холмов виднелись и по мере их медленного, но неуклонного продвижения к Каллеве становились все более различимыми крохотные фигурки всадников. Позади них темной лентой спускалась в долину колонна пеших неуклонно движущихся вперед бриттов, а дуротриги, отхлынувшие накануне от Каллевы, теперь, торопясь мелкими стайками отовсюду, все пополняли и пополняли ее. Походило на то, что Каратак тоже выступил спозаранку. По прикидкам Катона, теперь его силы и шесть когорт отступающих римлян разделяло не более пяти миль. Разрыв не слишком большой, однако, двигаясь форсированным маршем, легионеры имели шанс держать врага на таком удалении до тех пор, пока не доберутся до укрепленного лагеря Второго легиона.
Через некоторое время вражеская колонна сменила курс, направившись, минуя Каллеву, прямо к римлянам. Куда менее внушительное по сравнению с ней войско Веспасиана перевалило через низкий кряж, и столица атребатов исчезла из виду. Взошедшее солнце неуклонно взбиралось по ясному небосклону, воздух не тревожило даже легкое дуновение ветерка, и единственными заполнявшими уши звуками были мерный топот армейских сапог да громыхание тележных колес. Пыль, поднятая Первой когортой, забивалась в носы и глотки шагавших позади пехотинцев. Поздним утром солнце уже припекало так, что с солдат градом тек пот, однако они даже не помышляли о передышке, ибо любой привал был чреват значительным сокращением дистанции, отделявшей их от врагов.
