— Вы уже были коммунистом?
— Да.
— Кто вас вовлек в партию?
— Я сам вступил.
— Вы знали Розенбергов?
— Мы познакомились студентами.
— Зачем вы вступили в партию?
— Господи, да зачем все вступают. Мне нравилась идея коммунизма, капитализм выглядел отвратительно. Кризис тридцатых годов – вы не знаете, что это такое, а я никогда не забуду, как у Вашингтон-сквер из окна двенадцатого этажа выбросился один коммерсант, он кричал в воздухе и потом шмякнулся на ограду, на пики… — Джо передернулся, закрыл глаза.
— Лучше диктатура пролетариата, концлагеря, расстрелы, уничтожение несогласных?
— Нас привлекали принципы – от каждого по способностям, каждому по труду, а дальше – от каждого по способностям, каждому по потребностям. Разве это плохо?
— Прекрасно. А на самом деле?
— Да, методы некорректны.
— Некорректны! — взвился ведущий. — Уничтожили десятки миллионов людей, больше, чем в гитлеровских душегубках, — это называется некорректным! В книгах о деле Розенбергов пишут, что вы бежали в Европу, узнав об их аресте.
— Я уехал за год до их ареста.
— Ваша музыкальная карьера в Париже удалась?
— Я сочинял шлягеры. Это у меня получалось.
— “Мой первый поцелуй” – это ваш поцелуй?
Уолтер смеется и напевает, вспоминая мелодию. Джо подпевает ему.
— Какого же черта вы бросили музыку и отправились в Москву?
— Может быть, все бы сложилось иначе, если б за мной не стало охотиться ФБР.
— Вы чувствовали за собою вину?
— Нет.
— Чего же вы боялись?
— В обстановке маккартизма коммунистов сажали, не считаясь с законами.
— Выходит, вы тогда уже все понимали, не надеялись на законы. Как же вам удалось перехитрить наших агентов? Откуда вы узнали, что вас выследили?
— Я почувствовал.
— Они себя чем-то выдали?
Джо задумывается.
— Были неуловимые мелочи. Например, я позвонил в посольство, и то, как со мной говорили…
— Какое чутье! Но есть другая версия. Позвольте, я покажу вам видеозапись интервью с одним из агентов, которые были посланы за вами в Париж. Это бывший сотрудник ФБР Мак Морисон.
Уолтер вставляет видеокассету. На экране студийного телевизора появляется усохший господин, у него такая же лысина, как у Джо, висят бульдожьи брылы, в руках толстая палка, он расхаживает, опираясь на нее.
— Мистер Морисон, расскажите, как вы занимались поиском Джо Берта.
— Мы получили задание отправиться в Париж и взять там этого типа. Он нужен был по делу Розенбергов. Вдвоем с напарником вышли на этого музыканта. Но в последнюю минуту он драпанул.
— Как это могло произойти? — спрашивает его сидящий к нам спиной репортер.
— Он не знал про нас. Он звонил в посольство, возмущался, что его дружкам Розенбергам шьют шпионаж, хотел дать показания в их пользу. Мы его ждали в посольстве, но почему-то он не приехал. Тогда мы разыскали пансионат, где он жил, но его там уже не было.
— Его кто-то спугнул?
— Мы разыскали его любовницу. Певичку. Она исполняла его песенки. Эта шлюха три дня морочила нас, пока ее не прижали. Она-то призналась: Берту помогло КГБ.
— Откуда она это узнала?
— Иначе с чего бы он сорвался? Факт, что они имели информацию. Наши действия потом проверяло начальство. Никаких промашек у нас не было.
— Итак, КГБ вас обошел. И Костаса ваши ребята упустили, и эту…
Морисон яростно застучал палкой.
— Коммунисты! На них работали коммунисты. Их, как блох, полно повсюду. Думаете, в нашем посольстве не было? КГБ подкармливал наших коммунистов. Тысячи осведомителей! Их агенты свободно шляются у нас где им вздумается.
— Вы знаете, Морисон, что Джо Берт приехал в Штаты?
— Вот видите! Хоть бы хны! Я читал в газетах, что этот наглец восстановил американское гражданство. Какого черта ему тут надо! Уверен, что ему опять помог КГБ. Русские посредством этой старой тряпки демонстрируют свои свободы – так, что ли?
— Наверняка. Но, может, Берта просто потянуло на родину?
— Не верю я ему.
— Прошло столько лет, холодная война кончилась, а вы не хотите ничего простить.
— Знаете, все не так просто. Я не злопамятный человек. Сочинял бы он свои песенки – да ради бога, я бы мог с ним встретиться и угостить пивом. Вот вы говорите – простить. Я себе не могу простить. Мне рассказали, сколько он там со своим дружком изготовил всякой военной техники. Ведь они работали против нас. Из-за них мы миллиарды тратили на оборону. А все оттого, что вовремя не поймали этого гаденыша. Во сколько они оба за эти годы обошлись нам? Когда я подумаю, что это из-за нас… Да, на старости лет он мне показал хороший кукиш.
Далее шла как бы художественная концовка: Мак Морисон, тяжело опираясь на палку, удаляется по пустынной солечной аллее, расстроенный, потерпевший неожиданное поражение.
— Что вы скажете на это, Джо?
Джо задумчиво смотрит на Уолтера.
— Бог ты мой, они ее разыскали.
— Кого?
— Терезу.
— Ах да, эту… Она помогла вам бежать?
Взгляд Джо остается отрешенным. Уолтер с сочувствием спрашивает:
— Вы любили ее?
— Да…
— Это была счастливая любовь?
Уолтер спрашивает осторожно, совсем иным, домашним тоном.
— Нам было хорошо. Она прекрасно исполняла… у нее был тот голос, который мне нужен, я сочинял для нее.
Позади них на экране телевизора появляется черно-белая фотография Терезы.
— Это она?
Джо оборачивается.
— Откуда она у вас?
— Из вашего досье… Прелестная женщина, я понимаю вас, Джо. И что у вас с ней было дальше?
— Ничего. Мы с ней больше не увиделись.
— Как же так? Почему?
— Я должен был бежать. Я не хотел ее вовлекать.
— Откуда она узнала про КГБ?
— Наверняка придумала, чтобы отвязаться, а они уцепились. Это их устраивало.
— Но если не было никакого КГБ, что же вам помешало вернуться к Терезе?
Джо пожимает плечами.
— Вы не жалели о своем поступке?
Джо молчит.
— Счастливая любовь! — с чувством произносит Уолтер. — Бросить ее… Ради чего? Побежать под защиту кремлевских стен. Бесстрашный рыцарь! Ах да, я забыл: коммунист должен жертвовать личными чувствами во имя великой общей цели. Я не клевещу?.. И вот вы бросаете любимую женщину, отказываетесь от всякой борьбы за нее, зато получаете убежище.
