Кто-то претендует на что-то большее?». И ты тухнешь под этим взглядом, понимая, что тебе уже ничего не нужно. Даже если ты хочешь этого больше всего на свете. Единственный подарок, который она мне подарила, единственное счастье, которое я себе даже представить не могла – возможность любить и быть любимой. Искренне, по настоящему, а не «люблю-люблю, трамвай куплю, немного покатаю, а потом либо потребую деньги за билет или высажу, как безбилетницу на следующей остановке».
Я открыла глаза в темноте. Костер догорел, а пепелище даже успело остыть. Рядом со мной сидела большая тварь. Чуть поодаль еще с десяток таких же. Белые, мягкие и пушистые друзья, хотя на поверку оказались темными, жесткими и лысыми с длинными толстыми, как у кенгуру хвостами… Я подумывала заняться описанием, но потом пожалела теплое и мягкое одеяло. Утешая себя мыслью «на лицо ужасные, но добрые внутри», я всеми силами постаралась сдержать вопль ужаса.
– Нафик! – обрадовалась животинка, сидевшая ближе всех и таращившая на меня светящие, как китайские светодиодные фары, глаза. – Нафик!
А вот и наш полиглот, который терпеливо ждет, когда проснется Феникс. Я должна обрадоваться? Нет, вроде не должна! Хотелось сказать что-нибудь вежливое, но «очень приятно познакомиться» застряло в горле сухим комом.
– Я – Нафик! – повторило животное, поражаясь моей непроходимой тупости. – Нафик!
Согласна, ну нафиг! Я посмотрела на морду, понимая, что это – последнее, что я бы хотела видеть, внезапно открыв глаза в кромешной темноте.
– Мы тут все собраться! – порадовал меня Нафик, пока его остальные собратья молча и терпеливо ждали нашего пробуждения, как голодные грифы на облетевшей акации.
Нафик внимательно меня изучал, не смотря на то, что я пыталась деликатно отвести взгляд. Он смотрел на меня так, как модницы во время шоппинга на флакон дорогущих духов, зная, что могут позволить себе только пробничек. Делиться пробничком я не собиралась, опасливо соблюдая дистанцию.
– Мы с тобой говорить! – напомнили мне, в надежде, что я моментально вспомню и сразу же побегу дружить. – Ты говорить, и я говорить! Теперь мы тебя смотреть!
А я вас опасаться.
– Ты некрасивый! Я бы тебя испугаться, если бы не знать! – заметила тварь, претендуя на эталон красоты в кунсткамере. Чья бы корона… тьфу ты! … корова мычала!
– Ты тоже не фонтан! – буркнула я, в надежде разбить чужую самооценку в пух и прах, как только что разбили мою.
– Нафик красивый! – возразила гадинка, подходя ко мне поближе, чтобы я как следует разглядела неземную красоту. – Нафик очень красивый! Ты – некрасивый.
Заглядывая в пасть, усыпанную клыками, как у аллигатора, я склонна была согласиться с таким утверждением. Но стоит отойти подальше, как я тут же изменю свои показания. Я стала горячо отстаивать свое право ходить без мешка на голове, понимая, что если правота будет оцениваться по количеству пены у рта, то у меня есть победить в этом споре.
– Рыжик, ты что им пытаешься доказать? – усмехнулся Феникс, подтягиваясь и зевая. – Они людей сто лет не видели!
– Видели! – возразил наш полиглот. – Я видеть!
– Хорошо, поступим проще. Нафик – мисс Вселенная, Рыжик – ты вице мисс, – снова зевнул Феникс. – Теперь поговорим о короне…
– А почему я – вице мисс? – возмутилась я, скептически глядя на вторую конкурсантку. Было у меня подозрение, что Нафик – это девочка.
– Потому что в конкурсах красоты выигрывают только крокодилы!– закатил глаза Феникс. – Вернемся к короне. План таков. Я смогу снять защиту с Кадингера. Она сумеет дымом потушить огни… – начал он, но тут же вмешался Нафик, поигрывая хвостом.
– Не смочь! Просто так не смочь – возразила животинка, заметно нервничая и путаясь в словах. – Но с Хней смочь! Мы давать здюли…
– С чем? – удивилась я, рассчитывая скорее на божью помощь, собственные силы, но явно не на какую-то хню. И «здюли» хоть и бесплатны, но я как -то воздержусь от их получения.
– Твой мат называть это Хней, – пояснил Нафик. – Мы называть это …
– Не важно, как называть! Хня есть хня! Рыжик, попробуй так! Я не позволю ставить на тебе эксперименты! – возразил Феникс, приобнимая меня. – Сосредоточишься и попробуешь. Соберешься с силами призовешь столько дыма, сколько можешь. Сегодня ветра нет, поэтому мы сможем долго продержать дым. Мы подойдем вплотную к городу, откроем вход. Скорее всего, я пойду впереди, туша огни… Вы пойдете за мной. Рыжик будет сидеть здесь. Ладно, Рыжик, давай пробовать!
В сопровождении наших новых друзей мы подошли к городу, который, к слову был не так уж и далеко. Если считать по меркам нашего мира, то всего лишь в каких-то четырех остановках. Город – Башня, сверкал огнями, освещая все вокруг в радиусе ста метров. Возле города лежала плита, на которой было высечено: «Город Надежды, Башня Надежды. Воздвигнута ради спасения! Мы благодарны строителям за то, что они даровали будущее нам, нашим детям и потомкам! Мы склоняемся перед Вами, перед вашим усердием и подвигом во имя жизни! Мы никогда не забудем вашей жертвы!». Рядом с плитой стояла разбитая статуя женщины с ребенком, к повернувшись лицом к Кадингеру. Черные очертания статуи, протягивающей обрубок руки в сторону сверкающего гнезда разврата, маленький ребенок, который тянет ручки к городу счастливо улыбаясь, смотрелись так странно.
– Надежда умирает последней, – язвительно заметил Феникс, поднимая глаза вверх.
– Причем здесь жертвы? – удивилась я, вспоминая, что обычно в жертву приносят главного инженера, а не простых работяг. Особенно в жертву прокуратуре, если что-то вдруг обрушится. Я читала когда-то страшилки про мертвых рабочих, замурованных в стены и тем самым экономивших уйму строительных материалов, но не думаю, что здесь практиковалось такое зверство.
– Всех, кто строил Башню, принесли в жертву, чтобы поставить завесу, которую нам предстоит снять, – вздохнул Феникс, доставая из кармана свои записи. – Не отвлекай меня…
Мы стояли под инвестпроектом на миллион… жизней, который казался мне воистину огромным, ослепляя наши привыкшие к темноте глаза, ярким волшебным светом.
– Рыжик, уходя, гасите всех, – заметил Феникс, обнимая меня и снова пряча листки. – Так называется наша операция. Не бойся. Все будет хорошо…
– Город Греха, – прошептала я, понимая, что мне самой далеко до святоши. Почему-то горело лицо, тряслись руки и полыхали уши.
– Грехи – ключ к выживанию человека.... Гордыня породила культ. Лень – ложную надежду. Уныние собрало рабочую силу. Алчность и чревоугодие присвоили ресурсы. Гнев дал возможность защитить себя. Похоть обеспечили жизнь популяции. Давай, Рыжик, – прошептал Феникс, обнимая меня сзади.
Твари дражайшие предусмотрительно не вошли в освещенную зону, оставаясь позади и прячась во тьме.
– Но ведь погибнут люди, – прошептала я, оглядываясь по сторонам. – Дети погибнут… Хотя… Либо мы, либо они… Мы и так бросили вызов всему миру…
Я вспомнила все зло, которое причинил мне Кадингер, но дымок, который пошел из
