лицо.
— Один раз моя картина даже попала на выставку. Давно. До войны. Это были две золотые рыбки в зеленом пруду. Мне всегда нравились рыбки; они такие мирные, спокойные. — Он нарисовал широко распахнутые, навыкате глаза, а закорючка с острым уголком обозначила тонкий вздернутый нос. — И представляете, кто купил мою картину? Никогда не поверите! Одна из секретарш Геббельса. Да, самого Геббельса! Может быть даже, эта картина висит сейчас где-нибудь в рейхсканцелярии! — Он пририсовал прядь черных волос, ниспадающую на лоб. — Подумать только, мой автограф в самой рейхсканцелярии! И все-таки странная штука жизнь, не правда ли? — Он закончил работу, пририсовав черный квадратик усов, и отложил карандаш в сторону. — Ну вот. То же самое я нарисовал и для полковника Блока.
Это была карикатура на Адольфа Гитлера, изображающая фюрера с выпученными глазами, а рот его был широко разинут в безмолвном крике. Его сжимал железный кулак. У Майкла не было слов. Мысли теснились в голове, но зацепиться было не за что. Полковник СС Джерек Блок, отъявленный нацист, нанял Франкевитца, чтобы тот нарисовал нелепую карикатуру, высмеивающую самого рейхсфюрера? Чушь какая-то! За подобную выходку, за проявление явного неуважения к властям можно было запросто поплатиться жизнью, получив место на виселице вне очереди. Но как можно объяснить, что все это делалось с благословения ярого приверженца Гитлера? Пробоины, следы от пуль, треснувшее стекло, карикатура, железный кулак… К чему все это?
— Я ни о чем не спрашивал. — Франкевитц поднялся из-за мольберта. — Я ничего не желал знать. Мне просто хотелось вернуться домой живым. Блок сказал, что я могу снова понадобиться, чтобы сделать еще кое-что. Он предупредил, что это секретный проект и что, если я расскажу о нем хоть кому-нибудь, об этом сразу же станет известно гестапо, и тогда они обязательно нанесут мне визит. — Франкевитц разгладил помятые полы шелкового халата, пальцы его нервно подрагивали. — Я не знаю, почему я рассказал Вернеру об этом. Я знал, что он работает на чужую разведку. — Франкевитц смотрел на потоки дождя, стекающие по стеклу, и лицо его помрачнело. — Я думаю… я сделал это потому… потому что я видел, как Блок смотрел на меня. Как будто я дрессированная собачка. Я видел, как он глядел: он ненавидел и презирал меня, но я был ему нужен. Возможно, он и не убил меня лишь потому, что, по его мнению, я еще мог им пригодиться. Но я ведь человек, а не животное. Вы-то хоть можете это понять?
Майкл кивнул в ответ.
— Это все, что мне известно. Больше я ничем помочь вам не могу. — Дыхание Франкевитца снова стало тяжелым и хриплым. Он нашарил еще одну спичку и зажег погасшую сигарету. — А у вас есть деньги? — спросил он.
— Нет, с собой нет. — Хозяева подарили Майклу бумажник, но денег в нем не было. Он взглянул на длинные белые пальцы Франкевитца, снял перчатки из черной мягкой кожи и протянул их художнику. — Вот, возьмите это. Они чего-нибудь да стоят.
Франкевитц не раздумывая взял перчатки.
— Спасибо. Я вижу, что вы порядочный человек. — Он выпустил изо рта струйку сизого дыма. — Уж очень мало осталось на свете таких, как мы с вами.
— Вот от этого лучше сейчас же избавиться, — указал Майкл на только что нарисованную карикатуру.
Он направился к двери и остановился у порога, чтобы поставить точку в этом разговоре.
— Вы не обязаны были рассказывать мне обо всем этом, и я вам очень благодарен. Но теперь я хочу сказать кое-что лично вам: я не уверен в вашей безопасности.
Франкевитц взмахнул рукой с зажатым в ней мундштуком, и сигаретный дым повис в воздухе.
— А что, разве есть сейчас в Берлине хоть кто-нибудь, за чью безопасность можно поручиться?
На этот вопрос у Майкла не было ответа. Душная комната с этими узкими, покрытыми копотью окнами давила на него.
— А вы еще придете ко мне? — Франкевитц докурил сигарету и раздавил окурок в пепельнице из зеленого оникса.
— Нет.
— Полагаю, это к лучшему. Надеюсь, ваши поиски увенчаются успехом и вы найдете то, что ищете.
— Благодарю вас. Я тоже на это надеюсь. — Майкл справился с замком и, выйдя в коридор, закрыл за собой дверь.
Он тут же услышал, как Тео фон Франкевитц у него за спиной принялся запирать свою дверь на все замки. От этого звука сжималось сердце, это было очень похоже на шорох испуганного зверька, копошащегося в запертой клетке. Было слышно, как Франкевитц снова закашлялся, и в легких у него что-то хрипело и клокотало. Майкл прошел по коридору, спустился по лестнице и вышел на мокрую от дождя улицу.
Вильгельм плавно остановил «мерседес» у обочины, и Майкл сел в автомобиль. Шофер направил машину на запад. Дождь не стихал.
— Ты узнал все, что хотел? — спросил Мышонок, видя, что сам Майкл не собирается начинать разговор.
— Это только начало, — ответил Майкл.
Железный кулак, давящий Гитлера, следы от пуль на зеленом металле, доктор Хильдебранд, разработки нового оружия, склад на летном поле, где в воздухе пахнет морем. Да, это начало: вход в лабиринт. И высадка союзников в Европе, которую планировалось начать, когда пройдет время неукротимых весенних приливов. «Скорее всего, первая неделя июня», — думал Майкл. На другую чашу весов поставлены сотни и тысячи жизней. «Живи свободным!» — вспомнил он и грустно улыбнулся. На его плечи легло тяжелое бремя ответственности.
— Куда мы едем? — спросил он у Вильгельма несколько минут спустя.
— Есть тут одно место, которое вам необходимо почтить личным присутствием. Отныне вы являетесь новым членом клуба «Бримстон».
Майкл хотел бы расспросить Вильгельма поподробнее, но внимание шофера было сосредоточено на дороге, а дождь полил еще сильнее. Майкл разглядывал
