– Ты где? Покататься не хочешь?
– У меня работа подвалила.
– Давай помогу с работой. – Ева опускает винтовку и смотрит на разговаривающего по телефону Марата. Он встал, топчется на месте и осматривает двор.
– Это простая работа, так, поснимать, подумать.
– То есть, – улыбается Ева, – стрелять не надо?
– Нет, конечно. Я стараюсь последнее время решать свои проблемы бескровно.
– Это как?
– Больше полагаюсь в выживании на обладание компроматом, чем на собственные силы и умение. А ты что поделываешь?
– Я решаю свои проблемы по старинке.
– Это как? – слышно, что Марат улыбается.
– Больше полагаюсь на собственные силы и умение, чем на шантаж.
– Тогда я найду его первым.
– Второй буду я.
– Согласен, – Марат великодушен.
Ева отключает телефон, не попрощавшись.
– Почему вы без перчаток? – вдруг спрашивает Адам.
– Перчаток?
– Ну да, вы зашли в квартиру в маске, но без перчаток.
– Это не важно. – Ева смотрит, как Милена подходит к окну и размашисто крестится.
– Можно сделать предположение? – Мужчина в кресле нервничает.
– Валяйте.
– Вы действуете по собственной инициативе, вопреки мнению начальства.
– Адам, отдаю должное…
– Адам, если вам не трудно, – ударение на первую букву. Вы замужем?
– Нет.
– Хотите замуж?
– Нет.
– Я прогнал жену, когда она призналась, что очень хотела за меня выйти. Понимаете, это стало невыносимым – думать, что она хотела меня женить на себе.
– Нет.
– Что – нет?
– Не понимаю, почему это невыносимо. Меня никто никогда не насиловал в этом плане.
– Ну, а вы кого-нибудь женили на себе силой?
– Да.
– Что вы сделали, чтобы он пошел в загс?
– Показала ему пистолет и сказала, что пристрелю, если не женится.
– Странный способ обзавестись семьей, – после долгого молчания заявил Адам. – И что, это того стоило?
– Еще как!
Марат Устинов во дворе посмотрел на окна старухи. Горят. Он резко присел в беседке, потому что во двор вбежала Надежда. Она уже прошла мимо, потом почему-то остановилась. К его большой досаде, она вдруг пригнулась и, стараясь ступать бесшумно, пошла к беседке.
– Гав! – Марат резко встал, когда различил дыхание девушки рядом.
Отпрянув, Надежда споткнулась, не удержалась на ногах и упала в куст.
В комнату Милены сначала сунулся сосед, что-то горячо доказывая, потом он исчез, и в дверях показался пожилой грузный человек. Милена стояла, гордая и прямая, вздернув подбородок. Еве показалось, что она стала еще выше. В надменной посадке головы, в отставленной руке с мундштуком было что-то невозможное для простого фарса или представления, это была порода. Пока старик медленно разворачивал на шее шарф, он говорил, Ева видела, как двигаются его губы. Милена стояла, застыв, к Еве в профиль и смотрела на своего гостя сверху вниз – он едва доставал ей до подбородка.
– У нас не было детей, сейчас я понимаю, что это был подарок судьбы, а когда еще… Ну, вы понимаете? До катастрофы мне казалось, что надменное желание моей жены самой решать вопрос с деторождением не что иное, как попытка продемонстрировать свое превосходство. – Адам не мог остановиться.
По спине потекла струйка пота. Ева повела плечами, расслабляя их, и осторожно положила палец на курок.
– Ну скажи мне, ну объясни, что ты делаешь? – стараясь подавить в себе нахлынувшее раздражение и злость, спросил Марат.
– Я?.. А ты что тут делаешь?
– А ты?! – не выдержал он и закричал.
– Я тут живу! – обиделась Надежда. – Ты же знаешь, зачем орать? Ты меня ждешь? Ты злишься, потому что давно ждешь?
– Нет. Я совершенно не злюсь. Я просто пытаюсь понять, куда и зачем ты в очередной раз суешь свой любопытный нос?
– Никуда не сую! Я шла, мне показалось, что кто-то прячется в беседке…
– Надежда, ну посуди сама, что делает нормальная девушка, когда ей в страшном, темном дворе покажется, что кто-то затаился в беседке?
– Ты что, намекаешь, что я ненормальная?!
– Нормальная девушка бросится опрометью в подъезд, закричит, позовет на помощь!
– Ну и дура! – заявила Надежда. – Чего орать, если она не выяснила, кто это там сидит и зачем? Вот ты, почему нацепил на себя меховую шапку и телогрейку? А это что? Фотоаппарат!.. Все ясно.
– Что тебе ясно? – устало спросил Марат.
– Ты сидишь в засаде, приготовился сидеть долго, хочешь кого-то сфотографировать, только жаль, слишком темно для хорошего кадра.
– У меня отличная техника, не волнуйся. – Марат не выдержал и улыбнулся.
Старик в комнате Милены прошелся, потирая руки, встал на цыпочки, рассматривая фотографии в рамках на стене, разворошил ногой груду писем и открыток на полу. Наклонился, высматривая что-то заинтересовавшее, а когда выпрямился, в его руках была леска. Ева леску не увидела, она увидела ее держалки, которые старик устраивал в ладонях, шевеля пальцами. Милена не двинулась с места.
– Но с другой стороны, если бы сейчас рядом со мной был ребенок, категорическая обреченность и бессмысленность прожитой жизни так бы не тяготили, – вздохнул Адам и чуть подвинул коляску, развернув колесо.
– Сидеть! – сквозь зубы, не двигая губами, приказала Ева и нажала курок.
Надежда и Марат подняли головы вверх одновременно, на звон стекла.
– Это у Милены, – удивленно прошептала Надежда. – Она разбила окно, вот некстати! Мне совершенно некогда… – Она замолчала, заметив, что Марат смотрит не на осыпавшееся осколками стекла окно, а совершенно в противоположную сторону, что он стал бледным, что он стащил с головы смешную шапку и вытер ею лицо, и все смотрит и смотрит вверх, как будто хочет рассмотреть заблудившуюся птицу.
– Вы это хорошо сказали – «Сидеть!», как будто я могу встать, мне понравилось, – хихикает Адам, потом замолкает, когда женщина поворачивает к нему лицо. – Извините, я болтаю, болтаю, – смешался он, испугавшись отрешенного выражения на безумно красивом лице. Впотьмах, едва подсвеченное светом улицы, оно показалось ему невероятным, искушением дьявола, приглашением в потустороннюю жизнь.
– Ничего, – сглотнув, прошептала Ева. – Это ничего, вы говорите, а то мне уже пора.
– Как… пора? – Мужчина смотрит на сложную конструкцию у его окна, набирает воздуха, чтобы спросить, зачем же было городить такое, если… И вдруг понимает, что все уже сделано.
