быть, снова, как это с ней иногда бывает, забыла ключи дома (хотя женщина точно помнила, что дочь, уходя, самостоятельно заперла дверь на замок). Но за дверью, вопреки ее ожиданиям, стояли двое мужчин в полицейской униформе, которые, прибегнув к заранее подготовленным вопросам и получив на них ответы, озвучили усталого вида женщине неутешительные выводы и вежливо попросили проехать с ними на опознание тела.
Младшая сестренка Лизы больше никогда не отмечала свой день рождения.
Глава восьмая
Можно до скончания веков твердить о том, что мы всегда сами решаем свои судьбы, самостоятельно выбираем пути, что именно каждый из нас несет полную ответственность за собственное будущее. И все же отнюдь не всегда удается угадать, что нас ждет за тем или иным поворотом, как не всегда способны мы предвидеть вмешательство в наши жизни извне. И убийство Лизы для ее семерых сверстников – да и не только для них – в некотором смысле стало тем самым непредвиденным вмешательством, которое повлияло на каждого в той или иной степени.
Марина с Наташей хоть и были потрясены случившейся трагедией, но в целом переживали меньше остальных. Возможно, оттого, что Лиза была для них не более чем относительно новенькой одноклассницей, переведшейся в их школу менее полугода назад. Но отчасти и потому, что им повезло не увидеть ее изувеченного тела.
Арсений всю последующую неделю после допроса не появлялся в школе, хотя удаленно всегда оставался на связи и уверял друзей, что с ним все в порядке. За эту неделю позаимствовал у отца старенькую акустическую гитару и активно учился играть на ней – так, по его словам, было проще справиться с пережитым. Годами позже, уже покинув Терниевск, стал музыкантом, собрав со сверстниками и парнями постарше панк-рок-группу.
Игнатий держался молодцом. По крайней мере, с виду. «Такова реальность, – сказал он накануне выпускного. – Случилось ужасное, но жизнь ведь продолжается. А этого ублюдка, я уверен, поймают, и ему воздастся по заслугам». Но те, кто хорошо и давно его знал, не могли не отметить: его взгляд переменился. И задорного блеска в его глазах больше никто и никогда не видел.
Антон, спустя несколько месяцев, прохладной весенней ночью напился и наглотался первых попавшихся под руку в домашней аптечке таблеток. Откачали. Школу он окончил, но все его амбиции словно ветром унесло, и он так и остался жить в родном городке.
Вернувшись домой после допроса, Валерии удалось уснуть только глубокой ночью, никак не раньше трех часов. А проснувшись в полдень, она застала свою бабушку в постели – та скончалась либо посреди ночи, либо ранним утром, и тело ее так и лежало, накрытое одеялом. Девушка, еще сдерживая захлестнувшие ее эмоции, набрала в скорую, потом Максиму. А затем, выйдя из бабушкиной комнаты в зал, рухнула в кресло, согнула ноги, спрятала лицо в коленях и рыдала до самого приезда медиков, сотрясаясь всем телом.
По закону после этого мать должна была забрать Валерию к себе, но Максим со своим дедом договорились с ней и ее нынешним мужем, что смогут приютить их дочь до переезда в Москву. Молодая пара была несказанно рада тому, что теперь оставшиеся полгода в этом городе они проживут рука об руку, да и после – уже до конца своих дней останутся неразлучными. Максим в этом, помимо прочего, выявил еще один плюс: отныне он сможет полностью взять под контроль поведение девушки – в том плане, что не допустит больше с ее стороны самобичевания (телесного – уж точно) и пристрастия к алкоголю.
И все же длительное время Максима гложили мрачные мысли. И как-то ночью, когда они лежали под одним одеялом, он произнес, позднее уверяя девушку в том, что только подумал об этом и не знает, как вдруг слова сорвались с губ:
– А ведь смерть ходит за нами по пятам. И неизвестно, когда со скуки столкнет нас с обрыва.
Валерия обдумала его слова и, сильнее прижавшись к нему, прошептала:
– Давай просто не будем больше делать глупостей?
И они поклялись навсегда быть вместе и никогда друг друга не предавать.
* * *
Что же ждет их всех впереди? Никому не ведомо. Точно известно одно: они больше не смогут смотреть на мир прежними глазами. И причина тому не только взросление. Каждый из семерых вынес для себя определенный урок, но будут ли они следовать ему до конца пути – покажет время.
Времени, быть может, и не под силу залечить глубокие душевные раны, зато оно может стать очень хорошим, пусть и не всегда мудрым, учителем.
А пока… жизнь продолжается.
Эпилог
Щуплый, среднего роста мужчина лет сорока, взъерошив пятерней свои давно поредевшие рыжие волосы, поглубже вдавил педаль газа, разгоняя видавший виды серо-серебристый форд до ста двадцати километров в час. Подальше, подальше от этого некогда родного, полупустынного, убогого захолустья! С этого города хватит.
Сейчас он проезжал через лесополосу, вокруг – ни души, только время от времени проносящиеся мимо авто.
Как замечательно у него все сложилось! За двухнедельный отпуск ему удалось лишить жизни сразу двоих, да еще и одним днем.
Когда в нем зародилась тяга к убийствам? Шесть лет и семь месяцев назад. О да, свое первое преступление он помнит так хорошо, словно это произошло вчера: как теплым июньским днем слабоумную девушку из соседнего двора заманил в лес и сначала долго душил ее стянутым со своих джинсов ремнем, потом тяжелым камнем вдребезги размозжил череп, а напоследок поджег ей волосы. Почему он это сотворил? За пару дней до того она сказала ему: «Твои рыжие волосы так похожи на огонь, что твоя голова сейчас загорится!» И захихикала – по-детски так, невинно. Дурочка. Он принял это за наглую, циничную насмешку – а чем же еще это могло быть? – и всего лишь дал понять, что не
