замки хоть в реальную величину – снега было достаточно. А я слушала свое сердце, которое пело. Впервые за время, проведенное здесь я не жалела потерянной прошлой жизни. Я простила Игоря, я попрощалась с Маринкой и ее детьми, со своей работой и со своим прежним домом. Мы просто брели по улице, где гуляли семьи – смеялись, разговаривали, бранились. Люди не смотрели в телефоны, не ждали автобусы или такси. Был город, люди и зима.
Когда Бертон привел меня домой, часы показывали десять вечера. Я замерзла, но не настолько, чтобы бежать к печи – активная прогулка взбодрила меня. Он вошел, не стал снимать плащ и пальто, а просто постоял и посмотрел на меня. Я стянула с головы сырую шаль.
– Я бы хотел забрать тебя, Рузи, и больше никогда не расставаться с тобой. Доброй ночи. Через неделю я отправлю за тобой карету. Мы очень ждем тебя, Рузи, - он чуть поклонился и вышел. Я закрыла за ним дверь, прижалась к ней спиной, и стояла так, наверное, минут двадцать, слушая как в пустом доме тикают огромные напольные часы в гостиной, как щелкает прогоревшее полено в печке, и гудит чан с водой над ней.
Моя жизнь из размеренной и понятной снова подъезжала к туннелю, в который страшновато заезжать, когда ты едешь в поезде, потому что в неизвестности всегда много неизвестного, и от этого оно страшит.
Пару ведер горячей воды я подняла в свою ванную, и искренне пожалела, что здесь сейчас нет Клары – у нее это получалось лучше. Вынести ее обратно я планировала завтра, а сейчас мне хотелось сесть и понежиться в теплой воде, а потом залезть под объемное теплое одеяло и смотреть на черное небо над соседней крышей.
Перед тем, как заснуть я подумала о том, что возможно я сама все это придумала, и не было этого дня, не было Бертона, его жареного мяса, нашей прогулки, но запах дома все еще стоял, и ноги устали от прогулки по сугробам. Лишь бы больше ничего не вклинилось в мою жизнь, и она прошла эти неизведанные перегоны.
Утром снег начался снова, и я потеряла надежду добраться до фабрики. Но подумав, оценив все возможные шансы, присмотревшись к своим чуням, что доходили мне до середины голени, я решила попробовать. Если не найду коляску, дорога займет не меньше четырех часов. Не сильный мороз и теплые чулки подтвердили мою уверенность. Главное – дойти до входа в промышленный район, а уж там, там точно найдется попутная телега, да и снег там хорошо примят ногами работяг.
Решив, что сумка мне только помешает, я повязала шаль, надела пальто, чуни, поверх которых завязала отрезы ткани, чтобы снег не попадал через голенище, закрыла дом, нашла Дирка, рассказала о своих планах и попросила присмотреть за домом.
По улицам до ворот идти было сносно – перед домами снег был вычищен, но он лежал тут – же под окнами огромными навалами, что достигали окон первых этажей, а вот за воротами началась колея. Чуть левее я нашла тропку, по которой, скорее всего, и передвигались люди. Так я ходила рано утром в школу, когда грейдеры еще не работали в таких количествах, и снег не вывозился из дворов полностью. По узенькой тропке я ходила в школу, за плечами я несла лыжи, сменку и огромный коричневый портфель.
Снег усиливался, но я успокаивала себя тем, что в детстве я с этой задачей хорошо справлялась, а сейчас, если не ныть, все возможно.
Поняла, что заблудилась я тогда, когда слева и справа от меня я увидела сосны. Стволы были облеплены снегом, а я не поднимала голову, чтобы снег не летел в глаза. Куда я вышла было загадкой, и я обернувшись несколько раз, поняла, что не уверена откуда я пришла. Присмотрелась к следам – нашла свои, свежие, и пошла обратно. Лес не заканчивался, или я где-то просто свернула на развилку? А вокруг уже была настоящая метель, и впереди было видно не больше пяти метров.
– Дура ты, Настя, дура. Рузи-то ладно, дитя несмышленое, кого с нее взять, а ты то? Взрослая баба, а все туда же. Не сиделось ей дома, вот прямо без тебя там не управятся! – гундела я себе под нос. Я надеялась, что снег все же должен закончиться, и я явно увижу дорогу. Она между воротами и промышленным районом может, километра три – четыре, и по обе стороны лес, значит, где-то тропинка ушла левее. Дорогу я не переходила. Я должна дойти до дороги. Я ее узнаю, - уверенно шагала я назад, но со временем не стало и тропки – я брела по ровной снежной пелене, а вокруг меня были сосны и мела метель.
– Это кто тут у нас? – донеслось до меня, но сначала я почувствовала запах – запах гари и чего-то горького. Смологоны, точно! В этих лесах гонят смолу. Тут есть люди.
– Я заблудилась, прошу вас, выведите меня к воротам, или к дороге, которая ведет к морю, прошу, я не знаю куда идти, - громко говорила я навстречу трем крупным фигурам, что еще не могла рассмотреть в этом буране.
– Проводим, проводим, не переживай, гляди, всю уже задуло, - буркнул один, потом хохотнул второй, и мне стало не по себе, но я решила, что люди в любом случае лучше, чем заблудиться в метели.
Двое подхватили меня под руки с двух сторон и уверенно зашагали туда, где я уверенна была – самая чаща. Я думала только о том, что тащат меня как котенка потому что иду я медленно, да и проваливаюсь, а у них на ногах что-то вроде снегоступов, или коротких лыжин. Мысли были и плохие, и очень плохие. Из хороших была лишь одна – хорошо хоть помылась вчера. Я даже, вроде, хохотнула по этому поводу, подняла голову, силясь рассмотреть этих странных людей в горе одежды, что у колен висела обрывками. На лицах их были бороды, и сейчас они по самые брови были в снегу. На головах у них были капюшоны, но плащей не было. словно отдельно капюшон им носить было удобнее просто привязав его тряпками.
– Вы смологоны? – громко крикнула я, а метель бросила мне в рот очередную порцию снега.
– Конечно, смологоны, сейчас самая погода гнать смолу, - ответил один из них, и они как-то уж откровенно нехорошо
