Глажу её по голове, сажу себе на колено и нажимаю пальцем на нос. Смотрю на мурлыкающее и жмущееся ко мне творение Серафины и не понимаю зачем она её сотворила.
Размытые объяснения Серафины мягко говоря не устраивают. С её слов, некогда прибившаяся к нам кошка, была смертельно больной и вскоре должна была погибнуть. Но… Для лечения обычной кошки, Серафина использовала свою кровь, кровь Лазарева и Морозовой. Что привело не к выздоровлению, а к очеловечиванию. Кошка, быстро повторила судьбу Лариски. Превратила лапки в ручки. Встала на ноги, начала носить одежду и называть Серафину мамой. Серафина не спорила, теперь обращается с Маруськой как с родной дочерью. Учит, порциями передаёт наши знания. По способностям… У Маруськи способности Серафины и почему-то медицина. В меньшей степени степени медицина, в большей способности Серафины.
На мои вопросы зачем Преображенская говорит что так надо. Надо и всё. Так будет лучше. Всем.
Сама же Маруська представляет из себя антропоморфную кошку. Шерсть как у Лариски не выпала, волосы на голове не выросли. Красиво, не спорю. Но… Читал я про одного Преображенского, который собак очеловечивал. Ничего хорошего из этого не вышло. А тут… Серафина что-то знает, но говорить не собирается. Хотя…
— Иди поиграй, дочка, — целую Маруську в лоб и ссаживаю на пол.
— Сходство просто фамильное, — натирая рукавом звезду героя улыбается Громов.
— Цыц. Не при ребёнке.
— Так я что? — жутко из-за шрама улыбаясь разводит руками Сидор. — Командир, не нервничай. Шучу я.
— Дурацкие у тебя шутки, — погладив свои две звезды героя, кивает Иванов. — Прекращай.
— Да вы бы оба замолчали, — встав качает головой Нестерова. — Ваня, Вася, а ну прекратили хихикать. Там за дверью, товарищ Сталин. А вы ведёте себя как дети.
— Между прочим я флаг на развалины Капитолия ставил, — обижается Савин.
— Ты не поверишь, я тоже, — встаёт Никифоров. — Самуил Моисеевич и Сидор Макарович тоже с нами были. А командир…
Дверь открывается, в приёмную выглядывает Быстрицкий, показывает нам кулак, просит не шуметь и скрывается обратно.
— Вредным стал, — качает головой Сидор. — Нервный весь.
— Ему можно. Маршал победы. Ему ещё парад принимать. Ну а вы что? Война закончилась. Кто что делать будет?
— В спорт вернусь, — как-то мрачно говорит Сидор. — Съезжу на родину, туда где родился, постою у могил родных…
— А я учится пойду, — вздыхает Савин. — На юридический. Всегда хотел.
— Я тоже в спорт, — поднимает руку Никифоров. — Сил теперь навалом. Учиться поступлю, стану учителем. Буду учить детей, чтобы они людьми выросли.
— А я в армии останусь, — вздыхает Нестерова. — Возвращаться мне некуда. Пока послужу, потом видно будет.
— Вернусь к работе, — опустив голову бормочет Иванов.
— Продолжу службу, — шепчет Морозова.
— Я тоже, — кивает мрачный Горчаков.
— А я построю город, — пылая энтузиазмом заявляет Лазарев. — Там где мы все встретились, где стоял наш фронт, появилось место силы. Идеальное место для города. Жить будет легко. Назову Константиновск. Настрою институтов, организую научную столицу Союза.
— Ты ещё Константинополем обзови. Нет, не пойдёт. Если и будет город, то назови в честь себя — Лазаревск. Звучит красиво. Да и ко мне лишнего внимания не привлечёт.
— Интересная мысль, — улыбается Иванов. — Кажется я знаю где осяду.
— Где мы осядем, — поправляет его Сидор. — Спортшколы будут?
— Обижаешь, — лыбится Лазарев. — Спорт это здоровье, будут обязательно. А через город река, та которая из озёр бежит. Маришкой можно назвать.
— И улицы, — смеётся Сидор. — Центральная имени маршала Быстрицкого. Площадь Ленина, это обязательно. Ну и все
