серьезные вопросы.
Опять кивок и дюжие эсэсовцы грубо посрывали с «гостей» верхнюю одежду, оставив только в военных френчах и гражданских костюмах, и развернули их к Гейдриху и Канарису, которые уже стояли рядом и с некоторым интересом наблюдали, как на лицах этого отребья стало проявляться понимание и осознание всего происходящего.
На улицах Лемберга и на площади перед ратушей немного поменялась обстановка: пулеметы уже почти замолкли, но звук четких щелчков винтовочных и пистолетных выстрелов, слившихся почти в непрерывный шум, медленно приближался, и это дополняло картину отчаянных криков, воя и стонов и топота мечущихся в панике людей. То, что все сторонники ОУН до этого были обезоружены, говорило о том, что стрельбу ведут только загонщики, и они медленно и методично приближаются, сгоняя толпу к площади перед центральной ратушей Лемберга.
Опять кивок, гортанная команда и хлопнулапассажирская дверь второго грузовика, и к Гейдриху высокий широкоплечий эсэсовец из личной охраны подвел среднего роста пожилого мужчину, с умными глазами, в глубине которых прятался животный страх. Его выделял волевой подбородок и особая посадка головы, которая сразу выдавала старшего офицера, даже в мундире простого обер-лейтенанта Вермахта. Мазнув взглядом по стоящим с закинутыми за голову руками «гостями», и быстро оценив обстановку, он стал по стойке «смирно», отдал воинскую честь, как это было принято в Австро-Венгерской, где он во время Великой войны командовал сотней сечевых стрельцов.
На холеном лице Гейдриха промелькнула легкая, чуть презрительная улыбка и он повернулся к Канарису, который был лично знаком с пришедшим, чтоб тот продолжил разговор.
— Здравствуйте, герр Мельник.
— Здравствуйте герр адмирал, — щелкнув каблуками и чуть наклонив голову, ответил на немецком Андрей Афанасьевич Мельник, руководитель Провода ОУН (М), по общему счету уже существенно проигрывающий войну своему идейному противнику по движению украинских националистов, по-звериному хитрому, жесткому и беспринципному Степану Бандере.
— Герр Мельник, мы выполнили свою часть договоренности и собрали здесь практически всех ваших идейных противников, тем более списки «приглашенных»…
Адмирал сделал небольшую паузу, чтоб слушающие «гости» прониклись моментом.
— … согласовывались лично с вами и с вашими доверенными людьми.
— Да, герр адмирал.
— Ну, тогда, заканчивайте работу, а наши гости…
Он кивнул в сторону стоящих на коленях, держащих руки за головой, уже фактически бывших руководителей ОУН(б).
— …побудут зрителями. Думаю, им будет очень интересно посмотреть, чем все закончится.
Опять гортанная команда и из кузова второго грузовика стали выпрыгивать разношерстно одетые люди, отличительной чертой которых были ярко синие повязки на руках. Ну и с оружием все было не так уж и просто. У нескольких были револьверы в кобурах, но те было четко предупреждены, что даже за попытку прикоснуться к огнестрельному оружию в присутствии высокопоставленных охраняемых лиц, последует немедленная ликвидация. Остальные, кстати одетые как простые селяне, были в основном вооружены палками с шипами, оббитые железом дубинки, молотки на длинных ручках. И никто тут даже не строил иллюзий, для чего будут использоваться эти инструменты. По мере того как они высаживались из второго грузовика, охрана Гейдриха быстро выстроилась строем, как-бы прикрывая начальника от новых людей, причем они умудрились создать что-то вроде эстафеты и пинками и подзатыльниками быстро погнали по одному собравшийся сброд в сторону улицы. Опять все деловито и продумано.
— За мной! — коротко и жестко скомандовал Мельник с превосходством посмотрев на стоящих на коленях идейных врагов, остановив свой взгляд на Бандере и особенно на Лебеде, главе службы безопасности, человеке который устроил настоящую охоту за Мельником и его сподвижниками. Чуть заметно хмыкнув, позволив себе такую маленькую месть, он и его люди торопливо, стараясь не смотреть в глаза немецким охранникам, быстро просочились через внешнее оцепление. Рядовые бойцы, специально подобранные для этой акции тут же, позабыв все человеческое, включились в общую мясорубку, убивая безоружных и через пару минут рыча как звери, заляпанные кровью, они даже не вспоминали про недавние унижения.
У наблюдавшего за происходящим Гейдриха опять проскочила презрительная улыбка на породистом лице. Стараясь перекричать шум выстрелов, крики, вой умирающих, раздающиеся с улицы, рейхсфюрер философски констатировал, обратившись к Канарису:
— Вы были правы, адмирал, это отребье…
Все так же стоящие с руками на затылке, Бандера, Шухевич, Стецько, Лебедь, все они были так или иначе замазаны в крови, не раз участвовали в массовых расправах, поэтому были не очень то сильно впечатлены происходящим на площади. Но все равно вид того как политические оппоненты уничтожают их самых активных членов, которых коварные немцы как истинные селекционеры собрали в одном месте, вызывал у них в глазах тягучую тоску. Убиваемых людей, по большому, им было не жалко — это инструмент власти, надо будет по карпатским селам еще наберут. А вот понимание, что после полной зачистки актива они будут следующими, им не давало покоя. Бывалым зверям, которыми они фактически и являлись, было ясно, что их пока оставляют в живых для чего-то более неприятного, чем показательная массовая бойня и истребление всего руководства ОУН особенно в центре Лемберга. Все это читалось у них на лицах и один из организаторов «Ночи длинных ножей», когда в Германии за одну ночь была полностью истреблена вся оппозиция тогдашнего фюрера Гитлера, Рейнхард Гейдрих просто наслаждался моментом.
Наконец снова подал голос Канарис.
— Вроде как все заняты и можно наконец-то позвать наших ГОСТЕЙ.
Лицо рейхсфюрера на мгновение окаменело и на несколько секунд превратилось в маску ненависти, которую он с трудом, но смог убрать — все-таки вращение в высших эшелонах власти предполагает умение держать себя в руках, иначе долго просто не проживешь.
И повернув голову к стоящему рядом боевику в пятнистом камуфляже, коротко скомандовал:
— Курт…
Пара мгновений и хлопнули дверцы бронетранспортера, который все это время тихо урчал двигателем на холостых оборотах, не давая замерзнуть находящимся внутри людям.
К Канарису с Гейдрихом в сопровождении нескольких бойцов охраны направилась странная, если можно так сказать в нынешних условиях, группа людей. Их здесь не должно было быть, но вот они…
Высокий крепкий мужчина с пронзительным взглядом волкодава в типичной форме старшего начальника советской тайной полиции НКВД: не смотря на зиму, легкая шинель, фуражка василькового цвета и шеврон «НКВД СССР». Они с Канарисом точно знали друг друга, поэтому обменялись приветственными кивками, но и только, и вот что характерно воинских приветствий и тем более пожатий рук не было. Враги, и этим все сказано.
Но вот второй еще больше выпадал из картины, хотя тут и адмирал Канарис и рейхсфюрер Гейдрих прекрасно знали, кто перед ними. Непривычная пятнистая форма, обтянутая таким же материалом пуленепробиваемая кираса, поверх
