class="p1">Ж 1910.
Ж 1921, СС 1947 I, Ст 1988, БП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, Ст (М-В), СС (Р-т) I, Ст (М), ОС 1991, Соч I, СПП, СП (Ир), Поэзия серебряного века (1880–1925). М., 1991.
Дат.: до 16 апреля 1910 г. (см. комментарий к № 167).
В. Полушин отмечал, что «поэт всецело на стороне первого человека земли, который предпочел суровую долю поиска и смерть беспечному, но пустому существованию в раю» (ЗС. С. 17). С. Л. Слободнюк источником ст-ния Гумилева видел ст-ние Ф. Сологуба «Я был один в моем раю...» (Слободнюк. С. 29–30). «Человек — плоть от плоти Адама, и он должен постичь ценность потерянного им рая, сравнивая его с падшим земным миром. Он обязан “оплатить” раскаянием и озарением свое возвращение в Эдем... Адам должен не горевать о своем утраченном блаженстве, но заслужить его вновь» — писала о тематике ст-ния И. Делич (История... С. 492).
О трактовке образа Адама философами-герметиками см. комментарий к № 161.
170
Ж 1910.
Ж 1921, СС 1947 I, СС I, Ст 1988, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Ст (М-В), СС (Р-т) I, Ст (М), ОС 1991, Соч I, СПП, СП (Ир), Изб 1997, Силард 1979, Силард 1983, Душа любви, Театр. 1986. № 9.
Дат.: до 16 апреля 1910 г. (см. комментарий к № 167).
Ст-ние послужило поводом для Вас. Вл. Гиппиуса усомниться в искренности религиозного чувства поэта: «Ученик бесстрастного Брюсова, Гумилев умеет улыбаться, но у него неприятная и нечистая улыбка. Гумилев пишет балладу о Христе, одно из своих стихотворений кончает: “потому что я люблю тебя, Господи”, но мы не верим его религиозности. Если бы это была правда, он не мог бы написать “Все мы смешные актеры / В театре Господа Бога... / Дева Мария довольна, / Смотрит, склоняясь, либретто”. Не стал бы щеголять ребяческим демонизмом (“Адам”, “Портрет мужчины”)» (Против течения. 3 декабря 1910. Подп.: Росмер). Это наблюдение было впоследствии подтверждено С. К. Маковским: «Как ни настраивал себя Гумилев религиозно, как ни хотел верить, не мудрствуя лукаво, как ни обожествлял природу и первоначального Адама, образ и подобие Божье, — есть что-то безблагодатное в его творчестве. От света серафических высей его безотчетно тянет к стихийной жестокости творения и к первобытным страстям человека-зверя, к насилию, к крови, к ужасу и гибели» (Николай Гумилев в воспоминаниях современников. С. 66). Н. А. Богомолов считает, что это ст-ние — «развернутая и модифицированная метафора Шекспира: “Весь мир — театр, а люди в нем актеры” («Как вам это понравится»). Ср. также стихотворение Э. По “Червь-победитель”» (Соч I. С. 549).
Ст. 7. — Хитон — в Древней Греции — широкая, ниспадающая складками шерстяная или льняная одежда. Ст. 14 — см. комментарий к № 160.
171
Ж 1910, с подзаг.: «Сонет», Ж 1918.
Ж 1921, СС 1947 I, Изб 1959, СС I, Изб (Огонек), Ст 1988, СП (Волг), СП (Тб), СП (Тб) 2, БП, СП (Феникс), Изб (Кр), Ст ПРП (ЗК), Ст ПРП, ОС 1989, Изб (М), ШЧ, Изб (Слов), Кап 1991, СС (Р-т) I, Ст (М), Изб (Х), ОС 1991, Соч I, СП (XX век), СПП, СП (Ир), ЧК, Ст (Яр), Круг чтения, Изб (XX век), Изб 1997, ВБП, МП, Силард 1979, Силард 1983, Ст (Куйбышев), Сонет серебряного века. М., 1990, Поэзия серебряного века (1880–1925). М., 1991, Душа любви, Гольдштейн, Акаткин, Голос Родины.
Автограф — архив Лозинского; авторская правка текста Ж 1910, воссоздающая текст Ж 1918 (см. в разделе «Другие редакции и варианты»).
Дат.: до 16 апреля 1910 г. (см. комментарий к № 167).
Перевод на англ. («Don Juan») — SW. P. 42; на франц. («Mon rêve es simple») — La Poesie Russe. Paris, 1965. P. 269.
Резко негативно оценил это ст-ние В. Львов-Рогачевский: «...Дон-Жуан Н. Гумилева “не имел от женщины детей и никогда не звал мужчину братом”. И все-таки смешон этот “мужчина”, посыпающий пеплом “темя”...» (Современный мир. 1911. № 5. С. 342). Совершенно по-иному оценивал фигуру Дон-Жуана, нарисованную Гумилевым, Н. Оцуп: «В “Дон-Жуане” (“Жемчуга”) последние три строчки поразительна по точности и силе:
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
О Дон-Жуане мало кем сказаны в такой сжатой форме слова более убийственно-верные. Не потому ли, что поэт страдал от взятой на себя, но чуждой его чистой мечте роли. Он ведь и перед Мадонной оправдывался, что ведет блудную жизнь только потому, что не встретил Беатриче. Вообще было бы очень несправедливо отказать в прямом благородстве стихам Гумилева о любви» (Изб 1959. С. 23). «...Гумилев не ищет новых форм, но мастерски использует известные. Он обращается к классическим образам, и они получают иное философское толкование. Казалось, что можно извлечь из образа Дон Жуана? О нем написаны были уже десятки произведений. Но поэт находит свой ракурс и показывает страдание души уставшего человека», — писал В. Полушин (ЗС. С. 16). Р. Карпиак, опираясь на теорию О. Мандела о соотнесенности трех главных начал в образе Дон Жуана — крови, души и интеллекта — с тремя стадиями развития этого образа в эпохи классицизма, романтизма и модернизма (см.: Mandel O. The Legend of Don Juan // The Theatre of Don Juan: A Collection of Plays and Views 1630–1963. Lincoln, 1963. P. 3–33) находит, что в 14 строках данного ст-ния Гумилеву удалось выявить эти три этапа. «В первом четверостишии — классический Дон Жуан Тенорио, “Дон Жуан крови”, искатель приключений и опасностей, мчащийся от одной любовной победы к другой. Во втором можно узнать Дон Жуана манарской легенды (the Don Juan of the Manara legend), “Дон Жуана души”, порождаемого эпохой романтизма. В шестистишии — еще один портрет героя, современного “Дон Жуана интеллекта”, склонного к самоуглублению и самоанализу. Его дон-жуанство — лишь поверхностная личина, веселая праздничная маска, скрывающая непреходящий страх забвения, одиночества и собственного ничтожества» (Karpiak R. The Sequels to Pushkin’s Kamennyi Gost’: Russian Don Juan Versions by Nicolai Gumilev and Vladimir Korvin-Piotrovskii // Studies in Honour of Louis Shein edited by S. D. Cioran, W. Smyrnov, G. Thomas. McMaster University, 1983. P. 80–81). «Дон Жуан в конце судит себя за то, что по существу он был на земле призраком, а не человеком и нравственная проблематика жизни осталась ему чужда.
