и неумолимо, перемалывая все на своем пути. Все? А вот и нет, нашлась альтернатива, обнаружилась кочка, на которой машина потеряет колесо…
– Извини, Борисыч… Что у тебя?
Отвлекшись на мысль о «кочке», Ковач пропускает первые слова мимо ушей.
– Опять десять заявок за день! Не знаю, что отвечать, селить-то некуда!
Ковач минуту размышляет.
– Все равно приглашай! – говорит.
– Да куда ж мы их…
– Придумаем чего-нибудь. В райцентре гостиница имеется, если что – будешь оттуда возить. Ведь будешь, Борисыч? Нельзя отказывать! А потом еще дом построим, нет – два дома, Пиньо помощь обещал!
Ковачу ничего не обещали (пока, во всяком случае), но это не беда, деньги найдутся.
Желание опрокинуть рюмку возникает внезапно. Коньяки-виски дарят регулярно (традиция!), под письменным столом целый склад; а поскольку трудовой день закончен, да и компаньон имеется, нет повода не выпить. Борисыч выпивает понемногу; Ковач опрокидывает смело – чудодею, как представляется, море по колено. Говорят о съемочной группе одного из телеканалов – те обещали подъехать, да что-то никак не доберутся. А ведь могли бы сенсацию раздуть, как французы или корейцы! Умеют за рубежом необычное разглядеть, владеют пиар-стратегиями, а наши?! Знать не хотят о том, что видеоматериалы о Коваче уже полмира объездили, кучу призов получили на фестивалях в Амстердаме, Лейпциге, Торонто, Ямагато… «Где-где, Борисыч?!» – «В Японии», – поясняет помощник, следящий за мировой славой, что разрастается день ото дня. Ковачу, погруженному в Марианскую впадину безумия, не до того, но вот Эккерман не даст пропасть в безвестности! А тогда плеснем еще, чтобы подняться в облака, будто на воздушном шаре (не все же время во впадинах сидеть!). Паблисити возносит над окружающим болотом, фильмы-статьи-радиосообщения не дают утонуть, хотя кой-кому очень бы хотелось утопить выскочку, что двинул против течения. Ковач знает: после очередной рюмки его обязательно прорвет, заклятые друзья, тискающие «разоблачительные» статейки, таки получат по трудам. Ладно бы, ядовитой слюной брызгал Берзин, так еще сотрудников из Ганнушкина подбили на пасквили! До Рузы добрались, где практически весь персонал сменился! И, хотя понятно: это – обычная компания, когда пребывающее в молчаливом сговоре сообщество пытается уничтожить отступника, негодование не отпускало: «Ваш караван идет вперед, чего, спрашивается, обращаете внимание на лающую с обочины собаку?! Вы в своем уме?!»
Замолкнув, Ковач озирает комнату, скользит взглядом по картотеке и внезапно отвечает себе: не в своем! С вами, дескать, что-то произошло, коллеги, вы отошли от изначального замысла, вы – ошибка Создателя, его брак! И те, кто здесь путается под ногами – участковые с их солдафонским юмором, местные медицинские чинуши, – такой же брак; и не факт, что поправимый. Понятно, что звездная (опять словечко Борисыча) мысль тут же записывается. Пусть пишет, будущие поколения разберутся, кто в этом споре был прав. И на чьи могилы следует плевать, а на чьих – ставить монументы! Ковача тащит в дебри: опрокинув очередную рюмку, он тычет пальцем в потолок, мол, там – своя логика! Там разберутся, кому с ясным разумом жить, а кому прозябать в сумерках сознания. Он ступает на зыбкую почву, где можно запросто ухнуть вниз и не выбраться, но остановиться не может. Быть инструментом в чьих-то могучих руках, орудием высших сил – вот счастье, вот правда!
– Думаете, мы связаны с высшими силами? – спрашивает Борисыч. – Хотя о чем я… Конечно, связаны! Сейчас, запишу…
Борисыч начинает выводить закорючки, что предстают сакральным шифром, ключом к важнейшим тайнам мироздания. «Пиши, Борисыч, твои анналы будут читать через века, в них что-то удивительное, потрясающее!» Закончив, помощник рвется звонить на ТВ, но Ковач пресекает порыв – унизительно зазывать кого-то в Мекку. «Как там у классика? Сами придут и все дадут!»
Утром Борисыча накрывает похмелье, а надо ехать закупать пластилин. Значит, слезай с котурнов, Ковач, садись за руль: ты тоже хватил лишку, но материал нужен до зарезу. И вот дорожные бугры позади, он въезжает в поселок, чтобы вскоре затормозить. Налево или направо? Помощник давно научился ориентироваться в хитросплетении здешних улочек, Ковач же ориентацию теряет. Небольшое, в сущности, поселение предстает лабиринтом, в который въехать можно, а вот выехать… Приходится прибегнуть к помощи аборигена, на удивление бестолкового и на редкость многословного.
– На Комсомольскую сверни. Потом на эту… На Пантыкина! Знаешь, кто такой Пантыкин? Не знаешь?! Ну даешь… Это ж партизан местный! Ему памятник стоит в Гремячем. Гремячее – это село, верст десять отсюда будет. Не бывал там? Съезди, там мед хороший продают… У нас-то этим не занимаются, не-а! Бросили, а почему? Потому что поля гречишные перестали засевать! Пчелы – они гречиху любят, ага, а если ее нет?!
Мужичок в кепке и телогрейке, похоже, готов прочесть целую лекцию, хотя Ковача интересует исключительно канцелярский магазин. Он буквально клещами вытаскивает нужную информацию, движется по указанному маршруту и вскоре понимает: заблудился. Вокруг неказистые частные домики, прямо по курсу – бетонный столб с гнездом аиста, только аисты улетели – осень на дворе. И люди отсутствуют, так что выбирайся сам, Ковач. Ты привык выбираться сам, даже странно, что тебя, двойного победителя, охватывает тревога, едва ли не паника. Соберись, все получится!
Наконец выруливает на центральную площадь (если этот пятачок можно назвать площадью), и вот вожделенная цель. Заказано двести коробок серого пластилина, который сложен в пластиковые мешки и дожидается заказчиков. Полная накрашенная продавщица интересуется: куда, мол, столько? Ковач бормочет: в детский сад, дескать, конкурс художественной лепки проводим. Но лишь отнес первый пакет, как в магазине возникает некто в тельняшке, с красной физиономией и прилепленной к нижней губе папиросой.
– Пашка, ты магазин-то не перепутал? – смеется продавщица. – Тут водку не продают, у нас вон – ручки да тетрадки!
– А я на тебя пришел посмотреть! – расплывается в ухмылке «моряк» Пашка. – Нравишься ты мне!
– Так, папироску-то выкинул! – не клюет на комплимент продавщица. – Тут не курят!
Еще один пакет в машину, но в момент выноса третьего «моряк» встает в дверях.
– Это ты, что ли, с фермы?
– С какой фермы?! – не въезжает Ковач. – Я по своим делам… Дайте пройти!
Пашка по-прежнему закрывает путь.
– Не гони, я тебя узнал! Ты ферму бывшую купил? Валька, точно он! Теперь там психованные живут!!
Он гогочет, что окончательно сбивает с толку. Откуда знает?! И как себя вести с этим алкашом?!
– Чего буровишь?! – строго говорит продавщица Валька. – Человек в детский сад пластилин закупает!
– Ага, в сад! Отморозков он у себя поселил, мне Палыч, участковый, рассказал! Они там клей нюхают, а может, чего позабористее… Ты зачем отмороженных привез, а?! У нас своей дури в
