Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
Сомса вместе взятые.
– Я не считаю, что уместно и полезно прибегать к таким выражениям, как Сомс в своем ответе, – сказал он слушателям. – Философские разногласия не улаживают, награждая противника всевозможными оскорбительными эмоциональными эпитетами: нужно предлагать разумные аргументы, и я ограничусь аргументами.
На это аудитория устроила ему овацию.
Смит пустился в бесконечное перечисление текстуальных и философских тонкостей, однако некоторое время спустя председатель секции Марк Ричард из Университета имени Тафтса попытался его прервать. Несколько слушателей возразили и закричали, что докладчику нужно дать высказаться. Ричард молча уступил, но затем в нарушение протокола предоставил Сомсу слово во второй раз. («У меня возникло ощущение, что он действует по указаниям Сомса», – вспоминал впоследствии Смит.)
– Если эти идеи сформулировала Маркус еще до Крипке, почему же никто ничего не говорил больше двадцати лет? – задал Сомс риторический вопрос.
– Может быть, женщинам-философам следует задать этот вопрос всему нашему сообществу, – послышался голос представительницы соответствующего гендера, отчего в аудитории повисла неловкая пауза.
Прошло уже больше года[44], а «скандал Крипке» так и не утих. Материалы конференции – оригинальный доклад Смита, ответ Сомса, возражение Смита – недавно были опубликованы в философском журнале Synthese. И сейчас спорщики пересматривают свои аргументы и пишут еще две статьи – еще пространнее: последний черновик Смита приближается к 70 страницам. Тем временем светила философии – Элизабет Энскомб, Дональд Дэвидсон и Томас Нагель – подписали обращение в Американскую философскую ассоциацию, где утверждается, что «сессия национальной конференции Ассоциации – не место для этических обвинений в адрес нашего коллеги, даже если эти обвинения удалось опровергнуть». Обращение было опубликовано в квартальном сборнике Ассоциации, и в нем далее говорится, что Американская философская ассоциация обязана публично извиниться перед Крипке.
Похоже, философское сообщество раскололось на несколько лагерей, которые определяются не только убеждениями касательно интеллектуальной оригинальности и авторского права, но и полным диапазоном сильных чувств к Крипке как к человеку. Ведь он по натуре замкнут, мрачен и вызывает скорее робкое благоговение, чем дружеские чувства. Он склонен к эксцентричным выходам, постоянно порождающим слухи и сплетни. И даже те, кто утверждает, что безмерно восхищается его интеллектуальными достижениями, зачастую жалуются, что он ведет себя как «жандарм» аналитической философии и с высоты своего положения наказывает других философов за глупость и вторичность. А теперь по иронии судьбы «под колпаком» оказался сам полицейский Крипке.
Рут Маркус уклонилась от участия в дискуссии, хотя, чтобы показать, что голос Смита – не «глас вопиющего в пустыне», прислала мне с десяток журнальных статей, написанных за много лет разными философами, где автором новой теории референции называют именно ее. Крипке, напротив, безо всякого стеснения выражает обиду и раздражение.
– Во-первых, то, что утверждает Смит, – неправда, – говорит он. – А во-вторых, даже если бы это была правда, нужно было подойти к вопросу ответственнее.
И в самом деле, здесь есть от чего впасть в раздражение. Если кто-то позаимствовал у кого-то несколько страниц прозы, это сразу видно – достаточно посмотреть на обсуждаемые отрывки и сравнить. Отождествить идеи – задача более сложная. Если кто-то открыл новую идею и выразил ее ясно и эксплицитно, намеки на нее должны как-то проявляться в более ранних текстах. Есть ли они в работах Маркус и Крипке – или мы просто занимаемся исторической подтасовкой? Правда ли, что Оливер Хевисайд вывел формулу E=mc2 до Эйнштейна? Правда ли, что Ферма очертил основную теорему математического анализа еще до Ньютона? Можно ли найти все идеи фрейдизма в «Гамлете»?
∞
Устрашающая сложность идей, вокруг которых ведутся споры в деле Маркус/Крипке, не проясняет их генеалогию. Хотя в основном они касаются философии языка, у них есть более глубокий источник – модальная логика, формальное изучение различных модальностей истины, необходимости и возможности, которыми может обладать то или иное утверждение. Первым ее изучал Аристотель, она была в моде среди средневековых школяров, оказалась забыта их современными преемниками, однако пережила второе рождение в XX веке благодаря трудам философов вроде К. И. Льюиса и Рудольфа Карнапа.
В конце сороковых годов XX века Рут Баркан Маркус, тогда еще незамужняя старшекурсница Рут К. Баркан, добавила к аппарату модальной логики несколько новых формальных черт, чем существенно расширила ее философские следствия. А через десять лет вундеркинд Сол Крипке придал модальной логике то, чего в ней раньше недоставало – толкование, семантику. Опираясь на мысль Лейбница, что реальный мир – лишь один из великого множества возможных миров, миров, где снег зеленый, миров, где Макговерн победил Никсона, – Крипке определил утверждение как необходимо истинное, если оно справедливо для всех возможных миров, и возможно истинное, если оно справедливо для какого-то возможного мира. Затем он доказал, что модальная логика – формально «полная» система, и в 1959 году, в нежном возрасте 18 лет, опубликовал об этом поразительно глубоком заключении статью в The Journal of Symbolic Logic.
Вскоре после этого, в феврале 1962 года, Крипке присутствовал на семинаре в Гарвардском клубе преподавателей, который теперь вошел в легенды. Все собрались послушать доклад Рут Маркус «Модальности и содержательные языки». Обстановка была не слишком доброжелательной для докладчицы, поскольку гарвардские философы были склонны довольно мрачно относиться к идее необходимости и возможности как таковой. «Я для них была чужестранка, словно библейская Руфь, в честь которой меня назвали», – вспоминала впоследствии Рут Маркус. Особенно холодно доклад встретил оппонент – Уиллард Куайн, который, как сказала Маркус, видимо, полагал, что современная модальная логика «зачата в грехе», причем этот грех – путать слово и то, что оно означает.
Хотя основную часть доклада Маркус посвятила защите модальной логики от враждебных выпадов Куайна, она воспользовалась случаем и развила некоторые идеи философии языка, которые начала разрабатывать в середине сороковых, когда писала диссертацию. Эти идеи касались отношений между именем собственным и объектом, который оно называет. Еще с начала века общепринятая теория имен собственных, которую принято приписывать Готлобу Фреге и Бертрану Расселу, состояла в том, что любое такое имя влечет за собой ассоциации с целой совокупностью описаний, а они составляют его значение или смысл. Референт имени – уникальный объект, который удовлетворяет описаниям. Согласно теории Фреге – Рассела, референт имени «Аристотель» – уникальный предмет, удовлетворяющий ассоциированным описаниям вроде «наставник Александра Македонского», «автор “Метафизики”» и т. д.
Если имена собственные – и в самом деле замаскированные описания, они должны вести себя как описания во всех логических контекстах, в том числе в контексте модальной логики. Однако, как отметила Маркус, это попросту не так. Например, «Аристотель есть Аристотель» – утверждение необходимо истинное, тогда как «Аристотель – автор “Метафизики”»
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
