— Вы удовлетворены, сударь?
Но усилие, которое он предпринял, чтобы ответить «да» и чтобы обратиться с этим вопросом к шевалье, истощили силы раненого. Конвульсивная дрожь сотрясла его тело; остатки румянца на его щеках и блеска в глазах окончательно исчезли.
— Мадам, — сказал священник, — если вы хотите принять последний вздох вашего мужа, то это время наступило.
Молодая женщина припала к телу Гратьена, но прежде чем ее губы коснулись губ раненого, его душа простилась с телом.
Гратьен издал последний вздох.
Блэк, о котором все позабыли, протяжно и заунывно завыл, и от этого воя у присутствующих дрожь пробежала по жилам.
Шевалье де ля Гравери долго не приходил в себя от жуткого потрясения, которое он перенес.
Лишь другие заботы, другие волнения помогали ему отвлечься от прошлого.
Мадам баронесса д'Эльбэн стала матерью, и для столь впечатлительного сердца, каким было сердце шевалье, рождение нового существа, — а это был мальчик, — стало для него сладостным переживанием.
Он одновременно занимался и выбором кормилицы и заботами о здоровье роженицы и ее ребенка, и ему как будто не хватало этих хлопот, его воображение, по всей видимости, стремившееся наверстать то время, которое оно провело в оцепенении, открывало перед ним сразу младенчество, детство, отрочество и период возмужалости ребенка. Он размышлял о средствах, которые употребит, чтобы уберечь от опасностей света это бедное крошечное существо.
Тереза уже поправлялась, когда шевалье настоял, чтобы она его сопровождала в его традиционной прогулке, прерванной столькими событиями.
Баронесса д'Эльбэн ни в чем не могла отказать такому нежному и такому заботливому отцу и с радостью на это согласилась.
Шевалье отвел ее на скамейку на валу Куртий, здесь в прежние времена он ежедневно подолгу просиживал, любуясь пейзажем.
Он сел первым, усадил справа от себя Терезу, слева кормилицу; затем, поместив у себя между коленями Блэка, сказал:
— Подумать только, господин Шалье полностью отрицает, что под этой черной шкурой скрывается Думесниль… И однако же это именно он все устроил!
— Нет, отец, — ответила, улыбаясь, молодая женщина, — причиной всему те кусочки сахара, что вы клали в ваш карман.
Шевалье несколько минут пребывал в молчании, устремив свой взор на два величественных шпиля собора, на каждом из которых, скрываясь в облаках, возвышался крест из бронзы и из золота.
— Конечно, — воскликнул он, показывая на небо, — гораздо легче думать, что все случившееся произошло по воле того, кто находится там на небесах… Но в любом случае ты нам помог, мой бедный Блэк!
И, целуя спаниеля в нос, он тихо добавил:
— Мой дорогой Думесниль!
В это время добропорядочные жители Шартра, праздно гуляющие на валах, наблюдали за шевалье и обменивались впечатлениями.
— Посмотрите-ка на господина де ля Гравери, он прямо весь сияет!
— Охотно верю! Не в состоянии больше ублажать свой желудок — трюфели больше не поступают, омаров также не найти, — он как раз вовремя предался новому греху, чтобы заменить им старый…
— Как вы осмеливаетесь говорить подобное! Ведь утверждают, эта молодая женщина — его дочь.
— Его дочь! И вы этому верите, вы? А! Вы слишком доверчивы, моя дорогая! Вы даже не подозреваете, какие они повесы, эти старые волокиты минувшего режима!
