Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
проводил 5-й эскадрон 2-го кавалерийского полка СС. 24 августа 1941 г. эсэсовцы расстреляли 1000 мужчин, женщин и детей» (Дневник карателя…, 2021: 33).
При проведении карательной операции «Коттбус» для разминирования использовали местное население. Документы, опубликованные в сборнике, посвященном этой операции, показывают, как это происходило. И.И. Малиновский, бывший военнослужащий особого батальона СС, показал на допросе в 1962 г., что «в одном месте вблизи Палика была обнаружена заминированная местность. Чтобы обезвредить мины партизан и очистить путь продвижения батальону, немцы собрали группу советских граждан и гоняли их по минному полю, при этом на минах погибло несколько человек, а остальные после этого, я слышал, были расстреляны» («Коттбус»… 2018: 367). С.Г. Раткевич на допросе показал, что «в болотистой и лесистой местности партизаны минировали все подходы и тропы, и первое время было много случаев, когда наши каратели подрывались на минах… Чтобы избежать потерь и расчистить минные поля, немцы стали использовать местное население. Выловленных в деревнях и лесах граждан каратели гнали впереди себя, и я видел несколько случаев, когда из этих граждан (так в тексте; вероятно, пропущено слово «некоторые». – Е.М., А.Р.) подрывались на минах» («Коттбус»…, 2018: 383). Сам Зелевский 23 июня 1943 г. зафиксировал: «Разминирование всей местности, которое еще не состоялось, потребовало специальных защитных мер для жизни развернутых войск. При очистке минных полей около 2000–3[000] жителей взлетело на воздух» (с. 290).
В секретном приказе СС № 198/43 отдельно указывалось: «Наиболее важными предпосылками в борьбе с бандитизмом являются крепкие нервы, бесстрашное сердце, воля, умение бить врага небольшими подразделениями, не выпускать инициативу из своих рук и никогда не уступать неполноценному по своему происхождению противнику. Мы должны быть нетерпимы к бандитам, как трусам в наших рядах» (с. 287) (выделено нами. – Е.М., А.Р.). В соответствии с этим предписанием и своими собственными представлениями Бах-Зелевский руководил карательными операциями и лично принимал в них участие. «Бой с партизанами, – сетовал он, – требует от солдат и офицеров гораздо больших нервных сил, чем бой с регулярными войсками, хотя последний, как ни странно, ценится в вермахте значительно выше» (с. 152). В результате «сконструированный» им для себя образ «железного» человека вошел в противоречие с его физиологией, у него начали наблюдаться признаки психического расстройства. Какие-либо проявления сочувствия к жертвам ему были не характерны, но он высказывал сожаление, что казни негативно влияют на психику солдат СС и сотрудников полиции. Германское командование предусмотрело возникновение такой проблемы. На Международном военном трибунале в Нюрнберге представитель советской стороны полковник юстиции Ю.В. Покровский спросил о назначении «особых бригад» (сформированных из уголовных элементов) и причинах использования их именно против партизан. Бах-Зелевский показал, что «здесь имеется очень тесная связь с речью Генриха Гиммлера в начале 1941 года в Везельсбурге, еще до начала похода на Россию. Гиммлер говорил тогда, что целью похода на Россию является сокращение числа славян на 30 миллионов человек и что в этой области следовало использовать именно такие неполноценные войска» (Из допроса свидетеля…, 1991: 267). Привлечение специального «людского контингента» (не только из немцев, но и из местных коллаборационистов) было, по признанию Бах-Зелевского, обдуманной мерой и активно использовалось на оккупированных территориях СССР (Жуков, Ковтун, 2018; Шнеер, 2019). Покровский чуть позже специально уточняет о заранее продуманной еще до начала войны с СССР системе геноцида: «Подтверждаете ли Вы, что вся практическая деятельность немецких властей, немецких воинских соединений в борьбе с партизанами была направлена на выполнение этой директивы – сократить число славян на 30 миллионов человек?» И Бах-Зелевский отвечает: «Я считаю, что эти методы действительно привели бы к истреблению 30 миллионов, если бы их продолжали применять и если бы ситуация не изменилась в результате развития событий» (Из допроса свидетеля…, 1991: 270).
Далее Бах-Зелевский всячески подчеркивает в своих показаниях, что он слал вышестоящему начальству соответствующие меморандумы, призывал «делать различие между партизанами и людьми, подозреваемыми в том, что они партизаны» и участвовал в разработке инструкции по борьбе с партизанами, которая «была издана в 1944 году, когда смысл подобной инструкции, собственно говоря, был утрачен» (Из допроса свидетеля…, 1991: 273). Многочисленные записи в дневнике подтверждают это заявление, но одновременно наводят на размышления о позднейших правках с целью избежать наказания.
«Еще в период проведения операции “Нюрнберг” я выразил мнение, что не одобряю так называемого прочесывания местности. Мое мнение не изменилось и после операции “Праздник урожая II”. Обе эти операции преследовали политические, а не военные цели. Моя точка зрения подтверждается большим количеством уничтоженных бандпособников. Цель моей борьбы с партизанами заключается в том, чтобы уничтожать вооруженные банды, а не население, симпатизирующее большевикам. Само собой разумеется, во время проведения операций при определенных обстоятельствах обыски в отношении гражданского населения могут проводиться. Но они никогда не должны становиться самоцелью» (с. 271–272, см. прим. № 210 на с. 409–410).
Основания для этого Бах-Зелевским выдвигались разные. Например, уже цитировавшееся выше убеждение в том, что недостойно культурной нации «доходить до уровня побежденных поляков и русских». «…Я в основном (sic!) запретил расстреливать русских женщин и детей, даже если они являются партизанами. Мы не можем согласиться с большевистскими методами, с помощью которых убивают семьи наших членов службы порядка» (с. 209). Прагматизм и рациональное использование трудовых и природных ресурсов[298] также являлись достаточно веским аргументом: «на работу должны отправляться люди, способные трудиться, даже обычные бандиты, взятые в плен во время операций. Германия больше не может позволить себе расстреливать всех партизан, поскольку каждый иностранец в Германии освобождает солдата для фронта» (с. 272). Таким образом, речь опять же шла не о гуманизме, а об эффективной эксплуатации завоеванной территории.
Создавая после войны образ тайного оппозиционера, Бах-Зелевский даже объявил себя во время беседы с майором Л. Голденсоном, психиатром 63-й дивизии армии США, спасителем евреев в оккупированной Белоруссии: «Когда я занимал город, я вызывал человека, руководившего синагогой, и заверял его, что ни ему, ни другим евреям не будет причинено никакого вреда. Я полагаю, что спас примерно десять тысяч евреев, посоветовав им спрятаться на Припятских болотах» (Дневник карателя…, 2021: 82–83; Симкин, 2018: 188–189). В дневнике же он несколько раз возвращается к еврейской теме, показывая, что вел отчаянную борьбу с мнениями своих коллег, высказывая возмущение «дикими преследованиями». В реальной жизни, впрочем, он не был столь толерантен, как хотел казаться: старшую и среднюю из сестер, вышедших замуж за евреев, он не жаловал, и в итоге те эмигрировали из рейха еще до начала Второй мировой войны.
«Непопулярность евреев, – размышляет Бах-Зелевский, – безусловно, исторически (странствующий народ) и идеологически (религиозность) обусловлена. Однако факт
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
