Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
Когда же Кирилл Константинович стал разъяснять сакральную цель путешествия Пояса, женщина ушла вслед за сыном.
Они вместе вернулись, когда Кирилл Константинович закончил свои разъяснения и сделал небольшую паузу, дабы, что называется, горло прочистить.
Паузой воспользовалась Виолетта, которая поинтересовалась: от каких именно недугов в первую очередь исцеляет святой Пояс?
– Чудеса, явленные пречистым Поясом, разнолики и неисчислимы! – воскликнул Кирилл Константинович и в качестве одного из примеров стал в красках описывать чудесное исцеление уже упомянутой прежде императрицы Зои, супруги Льва Мудрого.
Константинопольский патриарх из его рассказа еще не успел приложить Пояс к больной императрице, когда мальчонка вновь улизнул вниз по очереди.
Дарья ушла за ним и вернула сына, когда Кирилл Константинович уже повествовал о массовых исцелениях от холеры, произошедших, как известно, в 1864 году в городе Константинополе, куда специально привезли благодатный Пояс.
В середине его повествования Виолетта стала краснеть лицом. А когда рассказ о константинопольской холере завершился, женщина спросила:
– А от женских болезней Пояс тоже лечит… ой, простите, исцеляет, конечно?
– Конечно же, исцеляет, – снисходительно улыбнулся ей Кирилл Константинович.
– И от бесплодия?
– И от бесплодия, – снова улыбнулся господин в анораке, теперь уже понимающе.
Виолетта еще сильнее покраснела. А Кирилл Константинович решил уточнить:
– В Ватопедском монастыре, откуда к нам прибыла эта великая святыня, хранится множество писем, в которые обретшие радость материнства женщины вкладывают фотографии своих малышей, родившихся при посредстве честного Пояса. Женщин, разумеется, на Афон не пускают. Но на ковчеге, в котором хранится святыня, монахи освящают ленты и раздают их мужьям бесплодных пар.
– Бывают же такие мужья! – с раздражением проговорила женщина средних лет, до этого не участвовавшая в разговоре, но стоявшая рядом и внимательно слушавшая Кирилла Константиновича. На ней было пальто с меховым воротником и модные сапоги, похоже, холодные, так как она часто стучала ногой о ногу. Голова ее была закутана теплым шарфом, из-под которого выглядывали большие, темные и печальные глаза. Как потом выяснилось, звали женщину Инной.
– Бывают же такие мужья, – грустно повторила она, – которые ради своих жен ездят бог знает куда!
– Не бог знает куда, а на Святую Гору Афон! – сурово поправил ее узколицый Федор Федорович, до этого хранивший молчание.
– Мальчик опять убежал, – известил Николай Николаевич.
Дарья оглянулась, махнула рукой и сказала:
– Там, недалеко от нас, стоит какой-то молодой человек, и Ванечка мой к нему убегает. Он говорит, что ему там тепло. Что он у него якобы греется… Надоело мне за ним бегать… Но как-то, не знаю… Неудобно, во-первых… И люди чужие…
– А вы приведите сюда этого молодого человека, – предложил Николай Николаевич. – Пусть он с нами стоит и ваш сын будет греться у вас на глазах. В нашей очереди не все ли равно: на два шага вперед или на два шага назад… Полагаю, никто не возражает?
Возражений, понятное дело, не последовало, и Дарья ушла.
– У меня, между прочим, муж замечательный, – объявила вдруг Виолетта, радостно глядя на Кирилла Константиновича. – Он меня повсюду возит. Мы с ним всю Францию объехали. Были и в Лоше, и в Грасе, и в Кентене… Там в храмах тоже хранятся частицы Пояса Богородицы. – Последнюю фразу Виолетта произнесла, обернувшись к Инне.
– Ну и, как видно, не помогло, – с раздражением констатировала озябшая.
– Мы и в Италию ездили, в Прато, в собор Сан-Стефано, где тоже есть пояс Девы Марии, – обернулась Виолетта к еще одной женщине. Та была бедно и холодно одета: в стареньком демисезонном пальто, в тоненьком темном платочке, в коротких без каблуков ботиночках. На вид ей было лет двадцать пять. Она стояла чуть поодаль, ни слова не произнесла и смотрела то в сторону реки, то вдаль, в сторону храма. Казалось, она никого не слышала и не слышит.
– Ну и что вы, русская женщина, делали среди католиков? – спросил Виолетту Федор Федорович, уже не сурово, а с каким-то лукавым прищуром на узком лице.
– Просила о помощи, – вполне уверенно ответила женщина.
– Молилась?
– Да… Про себя, – уже не так уверенно ответила Виолетта.
– Не важно: про себя или не про себя. А крестилась как, православная: пятерней и слева направо? – с тем же хитрым прищуром спрашивал Федор Федорович.
– Нет, конечно, по-нашему… Тихо. В сторонке.
– В сторонке. Тихо. Святого православного троеперстия стыдилась и прятала?.. Матерь нашу, Пресвятую Богородицу, Мадонной называем!
Как раз в этот момент вернулась Дарья, а вместе с ней мальчонка и незнакомый юноша. Никто, однако, не обратил на них внимания. Все следили за Федором Федоровичем и Виолеттой.
– Я не называла Мадонной, – оправдывалась женщина.
– А кто ж там еще, во Франции да в Италии, может быть? – будто вдруг испугался узколицый.
– Разве Дева Мария… Разве она не Богородица?
– Эх, милочка! Что вы такое сказали?! – уже явно испуганно воскликнул Федор Федорович. – Советую вам почитать преподобного Феодосия Киево-Печерского. В своем завещании он говорит: «Если скажет тебе противящийся: “Ваша вера и наша вера от Бога”, то ты, чадо, ответь так: “Кривовер! Или ты и Бога считаешь двоеверным! Не слышишь ли ты, развращенный от злой веры, как говорит Писание: ‘Един Бог, едина вера, едино Крещение' ”».
Виолетта совсем потерялась и словно за помощью обернулась к Кириллу Константиновичу. Но тот сделал вид, что не заметил ее просящего взгляда.
Помочь ей решил наш Николай Николаевич. Он сказал, глядя на Федора Федоровича:
– Не знаю, как во Франции, но я читал в Интернете, что в Прато, в Италии, хранится одна из частей того же самого пояса, который Богоматерь вручила Фоме. То есть, мы с вами стоим лишь к части честного Пояса. А другая его часть – как раз в Италии. И еще одна часть…
– В Интернете прочел, – прервал его Федор Федорович. – А черта вы там не встретили? Он, думаю, с удовольствием разорвал бы нашу православную святыню и раздал ее по кусочкам католикам и другим кривоверам, чтобы отнять у нас истинную веру и спасения нашего лишить!
Все это узколицый проговорил с кривой ухмылкой на тонких губах. Но стоило ему замолчать, ухмылка сразу исчезла, будто ее взяли и стерли. Лицо стало торжественным и суровым, и льдинки на бороденке перестали дрожать.
Тут юноша, которого привели, подал голос:
– Он много раз повторял, что в первую очередь детей к Нему пропускать. А вот: мальчик стоит и мерзнет. И никто его не пропустит.
Николай Николаевич глянул на юношу и только теперь заметил, что тот весьма странно выглядит. И, пожалуй, главная странность в том, что сразу не скажешь, что в нем именно странного. Одет, как обычно молодежь одевается. Разве что нет на нем никакого головного убора. Крупные русые кудри ничем не прикрыты. «Холодно. А он без шапки. Вот это, пожалуй, и странно», – подумалось Николаю Николаевичу.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 105
