— Шесть тысяч долларов.
— Пять в счет залога и одна вам, за услуги. Как же так? Почему не выжать из него больше?
— Он сказал, будто это все, что есть. Пришлось поверить на слово. Я могу идти?
На лице Краснера появилось просительное, даже виноватое выражение. Прежде чем Торсон успел ответить, дверь зала приоткрылась, и из нее высунулся судебный пристав.
— Арчи, тебе дают слово.
— Спасибо, Джерри.
Не дожидаясь комментария Торсона, адвокат сунулся было к двери. Тут его снова остановила рука агента, опять же толчком в грудь. В этот раз Краснер не стал сетовать, что его коснулись. Просто затормозил, глядя в пространство перед собой.
— Арчи... Надеюсь, можно называть тебя так? Тебе нужно подумать о душе. Конечно, если она у тебя есть. Тебе ведь известно многое, намного больше, чем ты нам рассказал. Чем больше времени ты тратишь впустую, тем больше шансов, что потратишь зря, ни за что ни про что, всю свою гребаную жизнь. Подумай об этом на досуге, а потом обязательно позвони.
Достав визитную карточку, агент опустил ее Краснеру в боковой карман пиджака, легонько по нему похлопав.
— На обороте отмечен мой местный номер. Позвони как-нибудь. Потому что если я получу информацию от кого-то еще, а потом узнаю, что этой информацией располагал и ты... Тогда, советник, я буду беспощаден. Охеренно беспощаден.
Отступив, Торсон освободил дорогу, и адвокат осторожно скользнул к двери зала суда.
* * *
Торсон снова заговорил, когда мы вышли на улицу.
— Как думаешь, он понял?
— Думаю, да. Придется подежурить у телефона. Он позвонит.
— Увидим.
— Могу я задать вопрос?
— Какой?
— Ты действительно проверял его данные у местных копов?
Торсон заулыбался, но не ответил.
— Откуда известно, что он педофил?
— Простая догадка. Педофилы — обитатели Интернета. Причем они всегда находят в сети окружение, состоящее из им подобных. У них есть телефоны, компьютеры, средства коммуникации. Выглядит это так, словно они хотят противостоять всему обществу. Непонятое меньшинство, мать их... Я предположил, что Гладден нашел адвоката по сети, на какой-нибудь из электронных досок объявлений. Видимо, попадание в десятку. И, судя по виду, Краснер сильно испугался. Если бы не это, никаких электронных переводов он бы не выдал.
— Скорее всего да. А возможно, он действительно не знал, с кем связался. Может, у него проснется совесть и не даст спокойно наблюдать, как убьют кого-то еще?
— Думаю, ты не много общался с адвокатами.
Минут десять спустя мы уже стояли у лифта, покинув контору «Краснер и Пикок». Торсон держал в руках распечатку об электронной трансакции на сумму шесть тысяч долларов.
— Банк находится в Джексонвилле, — произнес он, не отрывая взгляда от бумаги. — Мы перешлем данные Рейч.
Я отметил, что он использовал уменьшительное имя. Прозвучало как очень личное.
— Почему ей?
— Потому. Она во Флориде.
Оторвавшись от распечатки, Торсон взглянул на меня и Довольно заулыбался:
— Как? Я тебе не говорил?
— Нет, ты мне не говорил.
— Да-а, как же... Бэкус услал ее туда сегодня утром. Рейчел поручено допросить Горация Гипнотизера и поработать с нашими ребятами во Флориде. Послушай-ка, давай найдем телефон и позвоним в управление. Может, они сумеют передать ей номер счета быстрее.
Глава 38
Всю дорогу от центра до Санта-Моники я молчал, думая о Рейчел. Для чего она во Флориде? Совершенно непонятна причина, по которой Бэкус отправил ее туда. Ведь ему пришлось снять Рейчел с передовой линии следствия, проходящей здесь, в Лос-Анджелесе.
По-моему, вариантов имелось всего два. Один — ее наказали, возможно из-за меня, отстранив от основного расследования. Второй — в ходе дела наметился новый перелом, о сути которого я еще не знал или, что более вероятно, мне о нем ничего не сказали.
Хотя и тот и другой варианты казались плохими, я предпочитал остановиться на первом.
Торсон вел машину, о чем-то глубоко задумавшись. Возможно, он просто устал от моего общества. Однако, едва припарковавшись у здания полицейского департамента Санта-Моники, он тут же ответил на мой еще не высказанный вопрос:
— Нужно забрать у них вещи Гладдена, изъятые при аресте. Понадобятся все улики.
— И нам позволят это сделать?
Я хорошо знал, как ревниво относятся к вмешательству ФБР в небольших отделах полиции. Бюро там не в почете.
— Увидим.
Дежурный по группе детективов сообщил, что Констанция Дел-пи находится в суде, но ее напарник, Рон Суитцер, скоро объявится. Скоро. Оказалось, это минут десять пассивного ожидания. Время, которое с трудом можно высидеть на месте, что особенно актуально для Торсона. Мелькнула даже мысль, что и ФБР вообще, и воплощение конторы в лице Торсона в частности не приемлют ожидание как таковое. И особенно агенту не хотелось ждать значкиста-отличника, обладателя золотой бляхи местного отделения.
Наконец появившись, Суитцер встал за стойку рядом с дежурным и спросил, чем конкретно он может быть полезным. Искоса взглянув на меня, он, по всей видимости, рассудил, что моя борода и одежда не вяжутся с его представлениями о ФБР. Соответственно он не выказал симпатии и не сделал жеста, который можно было бы расценить как приглашение пройти в его офис.
Торсон ответил тем же самым, коротко и согласно своим представлениям о хороших манерах. Достав из внутреннего кармана сложенный листок, он развернул его и выложил на стойку перед дежурным.
— Это опись имущества, обнаруженного при аресте Уильяма Гладдена, также известного под именем Гарольда Брисбена. Я прибыл, чтобы указанное имущество изъять.
— О чем вы?
— О том, что я уже сказал. Этот случай находится в компетенции ФБР и связан с общенациональным расследованием, проводимым по делу Уильяма Гладдена. Нам требуется мнение экспертов о тех предметах, которые вы изъяли.
— Минуточку, мистер Агент. У нас есть свои эксперты, и мы ведем собственное расследование против этого человека. Полиции нет необходимости передавать улики кому бы то ни было. По крайней мере без судебного постановления или распоряжения окружного прокурора.
Торсон глубоко вздохнул. Показалось, что он играет хорошо заученную роль, которую ему приходилось исполнять бесчисленное множество раз. Роль хулигана, что врывается в маленький городишко и дает прикурить местным пай-мальчикам.
— Во-первых, как известно нам обоим, ваше дело довольно-таки говенное. И во-вторых, мы не говорим об уликах как таковых. У вас есть фотокамера и кулек конфет. И пока они не свидетельствуют ни о чем. Что касается обвинений, то они исчерпываются неподчинением полиции, вандализмом и загрязнением водоема. Как вообще сюда вписывается фотокамера?
