– Уверен, что поступаешь правильно?
– Абсолютно. И вообще не желаю об этом говорить.
Ни в чем он не был уверен. Знал только, что у Блу не хватило духу остаться в игре. Не останови ее Нита, она была бы уже на другом конце страны. Встав сегодня утром, Дин решил либо напиться и не просыхать до конца дня, либо заляпать краской чертов сарай, пока не устанет настолько, что боль притупится.
– Мне ее не хватает, – заметил Джек.
Дин снял тряпкой паутину с угла.
Несмотря на его признание, она повернулась и ушла.
– А по-моему, поссорились не только Блу и Дин, – пропищала снизу Райли. – Похоже, па, вы с Эйприл тоже не в ладах.
Джек сосредоточенно следил, как ложится на стену краска.
– Ничего подобного. Ты ошибаешься.
– Вовсе нет, – настаивала РайлИ. – Вчера вы почти не разговаривали и никто не танцевал.
– Мы красим сарай, – терпеливо объяснила Зйприл. – Нельзя же все время танцевать.
Но Райли уже несло:
– Думаю, вам нужно пожениться.
– Райли!
Эйприл, не позволявшая никому и ничему ее смутить, сейчас отчаянно покраснела. Но Джек оставался невозмутимым, по крайней мере внешне.
– Если вы поженитесь, – настаивала Райли. – Дин не будет... ну, вы знаете... этим... ублюдком.
Последнее слово было произнесено едва слышным шепотом.
– Это твой отец – ублюдок, – отрезала Эйприл. – Не Дин.
– Не слишком-то красиво с вашей стороны.
Райли подхватила Паффи.
– Эйприл зла на меня, – пояснил Джек, окунув валик в банку, прикрепленную к лестнице. – Хотя я всего лишь предложил ей встречаться.
Дин вынудил себя забыть о собственных бедах и взглянул в сторону Райли:
– Исчезни.
– Не хочу.
– Мне нужно потолковать с ними. Всякие взрослые дела. Позже я тебе расскажу. Обещаю.
Райли, немного поразмыслив, увела Паффи в дом.
– Не желаю я с ним встречаться, – прошипела Эйприл, едва Райли исчезла. – С его стороны это всего лишь неумело замаскированная попытка затащить меня в постель. Не то, чтобы я считала себя настолько уж неотразимой, но и завлекать его считаю ниже своего достоинства.
– Пожалуйста, – поморщился Дин.– Не хватало вам еще выяснять отношения в присутствии ребенка!
Эйприл возмущенно ткнула кистью в Джека, и от неосторожного движения по ее руке побежала струйка краски.
– Тебе нравятся недостижимые цели, а я отказалась давать тебе, только и всего. Это делает меня заманчивой добычей. Прелесть новизны, знаете ли.
Как ни противно было слушать подробности сексуальной жизни родителей, вернее, полного отсутствия таковой, он случайно стал свидетелем разговора. Приходилось молчать и терпеть.
– Прелесть новизны в том, – парировал Джек, – что ты как не можешь отряхнуть прах прошлого с ног своих.
Они принялись швыряться оскорблениями. Оба так зациклись на желании уберечь себя от боли, что не обращали внимание на раны, наносимые друг другу. Зато Дин все замечал. Он спустился со стремянки и покачал головой.
Правда, его собственная жизнь – настоящий кошмар, зато отчетливо понимает, как развести руками чужую беду и утихомирить родителей.
– Для меня очень важно, чтобы вы действительно помирились, и, если можно, перестали ненавидеть друг друга, – начал он. – Но это не ваша проблема, а моя. Понимаю, вы не хотите, чтобы я считал себя вашей совместной ошибкой. Но мне надоело видеть, как вы ссоритесь и скандалите, стоит мне очутиться поблизости.
Детская уловка, и Блу сразу же просекла бы правду, но она сидела в тюрьме за кражу колье, которое подложила Нита сумку, а эту парочку пожирали угрызения совести.
– Ошибка? – вскричала Эйприл, роняя кисть. – Как ты можешь думать такое?
Джек спустился вниз и стал рядом с ней. Теперь эти выступали единым фронтом.
– Ты был не ошибкой, а чудом, – заверил он.
Дин растер пятно краски по руке.
– Не знаю, Джек. Когда твои родители терпеть не могут друг друга…
– Но это вовсе не так, – резко перебил Джек. – Даже в худшие времена такого не случалось.
– Тогда – возможно, а вот сейчас... – Дин снова попытался стереть краску. – Судя по тому, что я наблюдал… не важно. Мне не следовало бы задаваться этими вопросами. Я буду доволен тем, что имею. И когда станете приходить на мои игры, постараюсь рассадить вас по разным концам стадиона.
Блу только закатила бы глаза к небу, но Эйприл судорожно прижала руку к груди, оставив на футболке мазок краски.
– О, Дин, тебе ми к чему разлучать нас. Все не так, как кажется.
Дин поспешно изобразил недоумение.
– И что это значит? Может, объясните сами, потому что я окончательно сбит с толку. Есть у меня семья или нет?
Эйприл сорвала косынку.
– Я люблю твоего отца, каким бы глупым это ни казалось. Любила тогда и люблю сейчас. Но это еще не означает, что он может появляться в моей жизни и исчезать, когда ему вздумается.
Она казалась скорее воинственной, чем любящей, и Дин не удивился, когда оскорбленный Джек пошел в атаку:
– Если любишь меня, почему выставила все иголки и упрямишься, как ослица?
Старик никак не мог найти подходящего тона и, похоже, готов все испортить! Поэтому Дин торопливо обнял мать за плечи.
– Потому что она покончила с одноразовыми отношениями, а ты, собственно, только это и предлагаешь, верно, Эйприл? Бьюсь об заклад, ты пригласишь мать на ужин раза два, а потом забудешь о ее существовании.
– Бред собачий! – взорвался Джек. – И хотел бы я знать, на чьей ты стороне.
Дин призадумался.
– На стороне матери, – наконец объявил он.
– Спасибо, сынок! – вознегодовал Джек и повелительно кивнул в сторону дома: – Знаешь, убирайся-ка и ты тоже. Нам с матерью нужно кое-что уладить.
– Да, сэр.
Дин схватил бутылку с водой и удрал. Ничего, ему до зарезу нужно побыть наедине с собой.
Джек тут же стиснул руку Эйприл и толкнул в сарай, подальше от посторонних глаз. Он весь горел, и не только от полуденной жары. Горел от угрызений совести, сознания собственной вины, страха, похоти и... надежды.
В пыльном сарае все еще слабо пахло сеном и навозом. Он прижал Эйприл к стене.
– И не смей говорить, что мне от тебя ничего не нужно, кроме секса. Слышишь?
Он встряхнул ее за плечи.
– Я люблю тебя! Да и как можно тебя не любить! Мы уже почти одно целое. Я вижу свое будущее только с тобой. И думаю, что тебе следовало дать мне возможность все обдумать самому, вместо того, чтобы убеждать нашего сына, что его отец – слизняк.
