Крошится кирпич – рушится камин;Плачет дитя – мать зовет его.Своей ложью мы множим грехи,И волны прячут нашу вину.
– Что это? – спросила я.
– Я не уверен. Хотя мне кажется, что боˆльшую часть я уже разгадал. И теперь мне требуется твоя помощь, чтобы разгадать остальное.
Пытаясь не улыбаться от уха до уха, как идиотка, я сосредоточилась на стишке.
– Покажи мне, как далеко ты зашел.
Джек расположил снимки виньетки, опоясывавшей стих на могильном камне, и рисунок на витражном окне, в виде круга: сверху, снизу и по бокам. Закончив, он указал на небольшой пробел в верхнем левом углу, где сходились верхняя и левая вертикальная линии.
– Видишь этот пробел? Это навело меня на мысль, что они расположены по порядку, от цифры «один» до цифры «четыре», начиная сверху и двигаясь по кругу по часовой стрелке. – Джек пододвинул к фотографиям листок со стишком. – Обрати внимание, на могильном камне высечены четыре строчки. Поскольку эта виньетка присутствует и на камне, и на окне, я решил, что это вряд ли случайно.
– Ибо, согласно философской доктрине Джека Тренхольма, такой вещи, как случайность, не существует.
Он даже не улыбнулся. Хотелось надеяться, что он помнил, когда я в последний раз произнесла эту фразу: я бросила ему в лицо свидетельства связи Ребекки с семьей Крэндалл, он же попытался встать на ее защиту.
– Именно, – процедил он сквозь зубы.
– В дневнике тоже кое-что есть, – сказала я. – Например, этот солдат, Вильгельм, всегда стучал по стеклу четыре раза, причем всякий раз, начиная с квадрата, где расположена голова ангела.
– Ты мне этого не говорила.
– Ты не отвечал на мои звонки.
Вместо ответа Джек прочистил горло и вновь указал на снимки:
– Помнишь, я как-то раз заметил, что некоторые штрихи в виньетке крупнее и толще других. Как здесь. – Он указал на верхнюю часть, где второй и пятый штрихи выделялись среди остальных. – Я прикинул и так, и этак, пока не понял, что они соответствуют слову в стишке. Например, второй и четвертый штрихи соответствуют словам первой строки «кирпичи» и «камин».
Наши взгляды встретились, и я ощутила мощный выброс адреналина. Так было и раньше, когда мы вместе бились над разгадкой старого шифра.
– Замечательно, – сказала я.
– Знаю.
Мы снова посмотрели друг на друга. Я театрально закатила глаза, чтобы скрыть улыбку.
– Идя вдоль виньетки, я выбрал вот эти слова.
Он перевернул листок, и я вслух зачитала следующие слова: «кирпич», «камин», «грехи», «в», «прятать», «наши».
Джек посмотрел на меня. Я тотчас поймала себя на том, что таращусь на его губы и вспоминаю наш поцелуй. Я вновь посмотрела на слова и, пытаясь не замечать застрявший в горле комок, сказала:
– Похоже, они здесь вразнобой. Есть какие-то мысли, что это может значить?
– Пока нет. Как ты думаешь, почему я пришел к тебе? Кто, как не ты, умеешь превращать хаос в упорядоченность.
– Спасибо, – ответила я. – Буду считать это комплиментом. – Не дожидаясь, что он мне ответит, я встала и направилась в кухню, принести пару блокнотов и карандаши, а когда вернулась, то вручила ему блокнот и карандаш.
– Здесь только шесть слов. Составь из них как можно больше предложений, но так, чтобы существительные, глаголы, местоимения и все прочее были на своих местах и складывались во внятное предложение.
– Могла бы этого и не говорить, Мелли.
Я пожала плечами:
– Откуда мне было знать? Здравомыслие – не самая сильная твоя сторона. По крайней мере, на первый взгляд.
Ничего не ответив, он сел на пол рядом со мной. Затем наклонился ко мне ближе и прошептал:
– А как же Марк Лонго?
Сделав вид, что не расслышала, я начала записывать:
Наши кирпичи спрятаны в грехах камина.
Грехи в наших кирпичах прячут камин.
Грехи камина спрятаны в наших кирпичах.
Я посмотрела на Джека. У него, похоже, получилась та же самая тарабарщина. Вздохнув, я вернулась к нашим словам и вновь внимательно посмотрела на них. Как назло, они плясали перед моими глазами, дразня и показывая язык. Я закрыла глаза. Слова никуда не делись, причудливой вязью отпечатавшись на обратной стороне моих век. Я несколько мгновений изучала их, затем резко открыла глаза и вновь посмотрела на листок бумаги. Слова заплясали вновь. Я прищурилась, заставляя их угомониться, и, сосредоточив внимание на существительных и глаголах, попыталась втиснуть их в осмысленное предложение. Я заморгала, затем села прямо и вновь посмотрела на слова. Ведь это же очевидно! Господи, ну почему мне сразу не пришло в голову?
«В кирпичах камина спрятаны наши грехи», – написала я, схватив карандаш. Затем отложила его и сказала:
– Кажется, готово.
Джек встал, и я протянула ему блокнот.
– «В кирпичах камина спрятаны наши грехи», – прочитал он вслух и нахмурился. – Похоже, ты права. – Он посмотрел на меня. – Но который камин?
Я на минуту задумалась.
– Все камины в этом доме кирпичные, в том числе тот, что в кухне. Но мы уже исследовали в нем каждый квадратный дюйм. Будь там спрятано что-то еще, мы бы давно это нашли.
– А какие грехи вы можете прятать?
Я покачала головой:
– Не знаю. Но поскольку эти слова есть на окне, которое установила моя бабушка, а также на ее могильном камне, осмелюсь предположить, что эти грехи напрямую связаны с ней и ее семьей.
– Приоло.
– А может, нет. Мередит Приоло появилась на свет как Нора Крэндалл.
Джек вопросительно выгнул бровь:
– Похоже, ты забыла мне об этом сказать.
– Не совсем так. Ты был… если ты помнишь, занят. Именно за этим – поделиться с тобой моим открытием – я и приехала к тебе тогда.
Он не стал оправдываться, и я продолжила:
– Мы с матерью считаем, что малышка Нора Крэндалл не погибла в море, а была спасена кем-то из семьи Приоло, возможно, моим прапрадедом, и воспитывалась как дальняя родственница его дочери Розы. Они изменили ее имя на Мередит и относились к ней как к члену семьи.
– Что объясняет, почему на медальоне перебили имя. И почему у Алисы Крэндалл был точно такой же медальон.
– Более того, – продолжила я, – отец Розы заказал точно такой же и для нее, с буквой «Р». Судя по всему, Роза завидовала Мередит и всегда требовала, чтобы у нее было то же самое.
Джек нахмурился, как будто искал в моих словах скрытый смысл.
– В чем дело?
– Медальон Розы. Мы нашли два. Но где третий, тот, что с буквой «Р»?
