— Вот об этом поподробней, пожалуйста.
— Пятьсот долларов, — коротко ответил Федька, прикидывая, не слишком ли загнул сумму.
— Филя! — удивилась сестра. — Да ты никак меня шантажируешь!
— Я оказываю тебе платную услугу, — не согласился брат. — И избавляю тебя от излишних хлопот и нервотрепки.
— Ты моя киса! — умилилась Стаська. Снова развернула газету и хладнокровно проговорила:
— Пошел вон.
— Но…
— Нет, ну нельзя же быть таким придурком! — не выдержала Стаська, отшвыривая газету в сторону. Легко сдернула себя с дивана, прошлась по той части комнаты, которая не была занята Фиделем, и остановилась у окна. Прижалась аккуратной попкой к горячей батарее и терпеливо спросила:
— Филя! Ты знаешь, что такое «презумпция невиновности»?
— Ну?
— Не нукай! Объясняю в доступной тебе форме: я не обязана доказывать, что никого не убивала. Это следствие обязано доказать, что я кого-то убила. Доступно?
— Иди к черту.
— И все твои откровения равны нулю! Где я была тем вечером и той ночью — не твое собачье дело. И я не обязана ничего доказывать следствию. Тем более, что оно закрыто. А уж шантажировать себя я не позволю никому. Тем более, такому тупому и жирному подонку, как ты. Понял, ублюдок? Повторяю в последний раз: пошел вон.
Федька понурился, признавая поражение, и медленно повернулся к двери.
— Стой! — велела вдруг сестра.
Федька остановился, охваченный безумной надеждой.
— Хочешь денег заработать?
Он только кивнул, не в силах открыть рот.
— Станцуй! — велела Стаська. — Индийское движение. Только без слов, понял?
Вернулась к дивану и развалилась на нем, выжидательно глядя на Федьку.
Тот ответил ей ненавидящим взглядом, вздохнул и уперся руками в толстые бедра, принимая рабочую позу.
Последний день ноября принес с собой крепкий мороз. Зима сделала первый по-настоящему угрожающий выдох, предупреждая о своем появлении. Воздух примерз к окоченевшим скелетам деревьев, на их мертвых, неподвижных ветках сидели печально нахохлившиеся воробьи. И только вороны проявляли зловещую активность, распугивая своим хриплым карканьем всех остальных птиц.
Так уж получилось, что Андрея похоронили именно в такой неуютный день.
Хотя, с другой стороны, разве есть в календаре день, подходящий для похорон?
— Отпевать будете? — спросили Вальку в ритуальном агентстве, где готовили церемонию.
— Не знаю, — ответила она в нерешительности. — Он не крещеный… И потом, я не знаю, как его отпевать: по католическому обряду или по православному…
Она задумалась. Немолодая женщина средних лет, сидевшая за столом напротив с ручкой в руках, терпеливо ждала ответа.
— Нет, наверное, отпевать не будем, — решила Валька. И на всякий случай спросила:
— Разве не крещенных отпевают?
— Отпевают, — равнодушно ответила женщина и быстро записала что-то в свой блокнот.
— А разве можно?
— Сейчас все можно, — с привычным бытовым цинизмом сказала женщина. И с улыбкой добавила:
— Были б деньги.
Валька задумалась. Как поступить, чтобы изломанный, озлобленный человек, живший в вечном раздоре сам с собой, хотя бы в другом мире нашел то, чего не нашел здесь — покой?
— А что будет, если не отпеть?
— Будет стоить дешевле, — ответила женщина нетерпеливо. Не такой уж дорогой был заказ, чтобы клиентка отнимала столько времени.
— Вы не поняли. Я говорю, что будет с ним… там?
Женщина положила ручку на стол, достала из кармана платок и протерла стекла очков.
— Наверное, не увидится с богом, — предположила она и снова надела очки. — Девушка, я не религиозный человек. Обсудите этот вопрос со специалистом. Значит, не отпеваем?
— Нет.
— Ретушировать будем? — задала женщина второй не понятный вопрос.
— Что ретушировать?
— Покойника, — объяснила женщина. — Он у вас очень бледный, столько дней в морозилке лежал… У нас классный визажист: сделает так, что он как живой будет.
Валька взялась рукой за горло, перекрыла выход слезам. Бедный Андрей! Шутовские тряпки и грим пробрались вслед за хозяином в похоронное бюро.
— Не нужно.
— Это недорого…
— Не нужно! — повторила Валька, повысив голос. Женщина недовольно поджала губы, и Валька сочла нужным объясниться.
— Андрей был… актером. Пускай хотя бы сейчас отдохнет от грима.
— Как хотите, — сухо ответила женщина и всем своим видом продемонстрировала вежливое неодобрение.
— Значит, так, — начала она подводить итоги. — Гроб обычного образца, красная обивка, внутреннее оформление белого цвета. Так?
— Так.
— Дальше. Машина, четверо сопровождающих, цветы — гвоздики красного цвета, венки не берете. Так?
— Так.
— Отпевание не заказываем, от ретуши отказываемся. Так?
И женщина с надеждой взглянула на заказчицу, словно надеялась, что она передумает. Но Валька непреклонно ответила:
— Так.
— Хорошо, — сникла женщина. Достала бланк с печатью и начала заполнять счет. Заполнила и подтолкнула через стол клиентке.
— Распишитесь.
Валька достала из сумки пачку тысячерублевых купюр, зажала ее левой рукой, расписалась внизу квитанции. Кинула беглый взгляд на итоговую сумму и принялась отсчитывать деньги.
Накануне, сидя в приемной ритуального агентства, она осторожно поинтересовалась у молодого приемщика заказов, сколько стоит сейчас умереть.
— Девушка, — ответил он, окинув ее оценивающим взглядом, — дешевле замуж выйти.
И оказался прав. Сумма скромных похорон, котирующихся здесь, очевидно, по третьему разряду, вышла весьма солидной.
— Валентина, — сказала накануне по телефону бабушка, — Клод не приедет.
— Ну, что ж, ответила она спокойно, — похороним без него.
— Я возьму расходы на себя, — предложила бабушка с неким вопросительным знаком в конце.
— Не надо, — отказалась Валька. — Мы с Арсеном все сделаем сами.
— Как знаешь, — ответила бабушка после паузы. И спросила:
— Ну, хоть поминки-то я могу организовать?
— Если можешь — организуй, — ответила Валька и положила трубку.
Разговаривать с бабушкой она сейчас не могла. И Евдокия Михайловна это чувствовала: перестала созваниваться с внучкой так часто, как делала это раньше, если звонила, то только по делу, говорила сухим официальным тоном и избегала любых личных вопросов.
