Эмиль Магрин.Хорошо, что он не написал «дорогая Инга», или «уважаемая Инга», или что-нибудь вроде «у меня к вам просьба», а то бы я ему не поверила.
– Почему он сам не разберется с Маммоной, если знает, где у нее слабое место? – спросила я у Эльзы.
– Поверь, у него есть достаточно веские причины.
– Трудно ему верить. Контракт теперь годен только для того, чтобы селедку заворачивать.
– Он делает все, что может, но он может не все.
– А я, значит, могу? И почему ты решила, что мне можно видеть такие вещи, какие нельзя Софье? – спросила я.
– У тебя к ним врожденный иммунитет. – Эльза кивнула на Аллегру, которая крутилась рядом.
– Откуда ты знаешь?
– В записке ведь сказано: у Твари есть одно слабое место. Как думаешь, почему за тебя и Софью дают по четыре мнеморика?
– Потому что мы лучшие.
– Лучшие скрапбукеры, – рассмеялась Эльза. – Забавно звучит. Я думала, ты хоть что-нибудь понимаешь в скрапе.
Кристофоро Коломбо, до чего же она заносчивая, эта пигалица!
– И почему же, по-твоему?
– Тварь легко отбирает у скрапбукера все способности, кроме одной – той, что связана с его предназначением. Может и ее отобрать, но для этого маммонитам приходится очень сильно постараться. Дальше рассказывать?
– Давай. – Я не вполне уловила ее мысль, но заинтересовалась: слова Эльзы подтверждал тот факт, что Александра сохранила способность считывать чужие воспоминания, как игла проигрывателя – пластинку.
– В силу своей специализации ты не можешь забыть радость, а она и Тварь – несовместимы, как солнце и ночь. Если кто-то и способен остановить Тварь, то это твоя малышка. – В ее голосе прозвучали неожиданно мягкие нотки. – Она твой шлем и твой бронежилет.
Дио мио, да ей же нравится Аллегра! Я была убеждена, что для Эльзы все человеки на Том и этом Свете – это скопище гигантских амеб, путающихся под ногами и не заслуживающих сколько-нибудь значительного внимания. И уж никогда бы не подумала, что у нее вызовет симпатию карлица в шапке с бубенчиками и дурацком платье.
– Я польщена и рада! Рада и польщена! – расшумелась Аллегра, подпрыгивая, и мне пришлось на нее цыкнуть.
– Откуда ты знаешь про Аллегру? – спросила я Эльзу.
– Ты забыла – я дочь Магрина.
Это прозвучало так, словно она сказала: «Я дочь Дэвида Копперфильда, и меня распиливали двадцать тысяч раз».
Я бы очень хотела посоветоваться с Аллегрой, но не при Эльзе же! Поэтому просто положила записку в карман и пообещала, что подумаю. Эльза и глазом не повела – я так и не поняла, обрадовало ее мое решение или огорчило – но, где найти открытку, она мне рассказала.
И тут меня обуял азарт. Чем больше я размышляла, тем больше была уверена, что общие собрания никогда еще ни к какому результату не приводили. Серафим – конечно, забавный с этим своим «мурмяу», но, к чему устраивать представления с чаепитием и обменом тарелками, если надо поговорить о важном деле? Ей-богу, несерьезный у него какой-то подход. И чего мне зря время тратить?
Пока они тут будут лясы точить, я успею сделать дело, или я не дочь своих родителей. Софье я решила ничего не говорить. Совершенно ей незачем об этом знать. Мы с Аллегрой просто незаметно исчезли. Я взяла малышку за руку, мы с ней тихонько вышли на лестницу – и я вернулась в квартиру Аркадия, а Аллегра снова стала голосом у меня в голове.
Аркадий сидел на диване с отсутствующим видом, прикрыв глаза и тихо шевеля губами. До чего все-таки по-дурацки выглядит человек, который торчит на Том Свете!
– Радость, мы же с тобой справимся? – спросила я шепотом. – С тобой мы же горы перевернем, правда?
– Если это будет радостно, то перевернем море и затопим горы, – хихикнула Аллегра.
Как же я была рада, что в голове звучал ее прежний голос, так хорошо мне знакомый, а не тот, что я услышала в Меркабуре!
С самого начала я подозревала, что однажды встречу на Том Свете живое воплощение Аллегры, но никак не могла привыкнуть к тому, что ее внешность сильно отличается от того образа, что представлялся мне раньше.
Я почему-то была уверена, что моя внутренняя радость окажется высокой и стройной жгучей брюнеткой в ярко-зеленом бикини и перьях, словно только что сошедшей с движущейся платформы на карнавале в Рио. Из тех девушек, в которых безупречная внешность удивительным образом сочетается с внутренней наполненностью – белозубая улыбка заражает искренностью, а движения бедер естественно эротичны. Дио мио, какое же разочарование постигло меня, когда я увидела круглолицую лупоглазую карлицу в идиотском платье и шутовской шапке с бубенчиками! Вот откуда до меня в Меркабуре часто доносился перезвон колокольчиков. И еще голос! Мне всегда казалось, что он звонкий и высокий, как у запевалы детского хора, а моя ожившая Аллегра разговаривала низким хриплым полубасом, словно у нее был хронический ларингит, и она курила «Беломор».
Прежде чем достать приглашение Серафима, я пообещала себе, что, каким бы ни был мир, который мне откроется, не буду его критиковать. Если этот Серафим поможет мне расправиться с Тварью, значит, буду ему рада, даже если он окажется облезлым лишайным котом, живущим на помойке.
Но меня ждал сюрприз, к которому я не была готова. В чайное время я достала карточку с чайником на велосипеде и сразу догадалась, как она работает. Меркабур открылся передо мной неожиданно мягко – даже не поняла, когда произошел переход. Я наклонила чайник носиком вниз, и на велосипед полилась струйка воды, потом над карточкой начал подниматься пар, который заполнил все перед глазами, а когда он рассеялся, я уже стояла на улице странного города, набитого достопримечательностями, как мешок Деда Мороза – подарками.
