Вааге, вернувшись в Дугластон, рассказал о событиях прошедшего дня своей жене в своей характерной манере. «Это был день святого Криспина, — воскликнул он с порога, — и я был с Гарри!»[62]
IIIВпервые заинтересовавшись фунтом и его злоключениями во время кризиса 1964 года, я был буквально захвачен этим сюжетом. Следующие три с половиной года я следил за взлетами и падениями фунта стерлингов по сообщениям американской и британской прессы, а в промежутках навещал Федеральный резервный банк, чтобы возобновить знакомство с его сотрудниками и найти дополнительный материал по теме. То, что я узнал, было разительным подтверждением уверенности Вааге, что в банках всегда можно услышать захватывающую историю.
Фунт не оставили в покое. Через месяц после кризиса 1964 года спекулянты возобновили атаки, и к концу года Английский банк потратил на борьбу с ними 500 млн из трехмиллиардного кредита. Проблема не разрешилась и год спустя. В 1965 году, после некоторого оживления в январе, в феврале фунт снова оказался в тяжелом положении. Ноябрьский кредит выдали на три месяца. Теперь же, когда срок кредита истек, страны-заимодавцы решили продлить его еще на три месяца, чтобы у Британии осталось время привести экономику в порядок. Однако и в конце марта британская экономика все еще шаталась, фунт вернулся к цене 2,79 долл., и Английскому банку снова пришлось вмешаться в события на рынке. В апреле Британия объявила о сокращении бюджетных расходов. Произошло некоторое улучшение, однако оказавшееся недолгим. К началу лета Английский банк извлек из резервов и направил на борьбу со спекулянтами более трети из заимствованных трех миллиардов. Воодушевившись, спекулянты усилили натиск. В конце июня высокопоставленные официальные лица в британском правительстве были уверены — кризис миновал. Но это был бодрый самообман. В июле фунт снова упал, несмотря на затягивание поясов во внутренней экономике. К концу июля мировой валютный рынок уже не сомневался, что грядет новый кризис. В конце августа он действительно начался и в какой-то степени был опаснее ноябрьского. Проблема заключалась в том, что континентальные центральные банки, устав выбрасывать деньги в бездонную прорву, уже хотели предоставить фунт его судьбе. Приблизительно в это время я позвонил одному знакомому специалисту по иностранной валюте и спросил, что он думает об этой ситуации. Он ответил: «Насколько я знаю, нью-йоркский рынок на 100 % убежден, что девальвация фунта состоится уже осенью — я имею в виду не уверенность на 95 %, нет, это абсолютная, 100 %-ная уверенность». Потом, 11 сентября, я прочел в газетах, что та же группа центральных банков, за исключением французского, в последнюю минуту подготовила пакет спасательных мер. Хотя размер нового кредита не объявили, все считали, что речь идет приблизительно об 1 млрд долл. В течение нескольких следующих дней цена фунта начала мало-помалу расти и к концу сентября достигла 2,8 долл. — впервые за 16 месяцев.
Центральные банки повторили маневр, и через некоторое время я посетил Федеральный резервный банк, чтобы узнать подробности. Я встретился с Кумбсом и нашел его оживленным и словоохотливым. «Нынешняя операция совершенно не похожа на прошлогоднюю, — сказал он. — С нашей стороны это был наступательный маневр, а не оборона последних рубежей. Видите ли, в начале сентября мы пришли к выводу, что было продано слишком много фунтов — и объем спекулятивных сделок перестал соответствовать экономической реальности. На самом деле, в первые восемь месяцев 1965 года британский экспорт увеличился на 5 % по сравнению с тем же периодом прошлого года, а дефицит британского платежного баланса по сравнению с 1964 годом сократился вдвое. Это многообещающий прогресс, и медведи не учли его в должной мере. Они перешли к коротким продажам, опираясь на технические рыночные факторы, и сами стали уязвимыми. Мы решили, что настало время для нанесения контрудара».
На этот раз контрудар планировали не спеша, объяснил мне Кумбс не по телефону, а при личной встрече в Базеле 5 сентября. Федеральный резервный банк был представлен, как обычно, Кумбсом, а также Хэйсом, сократившим время пребывания на Корфу, чтобы поспеть в Базель. Удар был рассчитан с поистине военной точностью. Было решено не разглашать размер кредита, чтобы и запутать неприятеля — спекулянтов, — и расстроить его планы. Запустить план в действие решили из помещения торгов Федерального резервного банка в 9:00 по нью-йоркскому времени. Это было не поздно для Лондона, да и континентальные банки в это время еще открыты. В назначенный час Английский банк произвел предварительный залп, объявив, что договоренность, достигнутая с центральными банками, вскоре сделает возможными «адекватные действия» на валютных рынках. Через 15 минут после того, как сдержанная угроза дошла до спекулянтов, нанес удар Федеральный резервный банк. Воспользовавшись, по согласованию с британцами, новым международным кредитом как боеприпасами, распределенными по всем основным нью-йоркским банкам, работавшим на валютном рынке, Резервный банк выделил 30 млн долл. на покупку фунтов по цене 2,7918. Под таким давлением рынок немедленно начал подниматься, и банк следовал за ним, постепенно повышая цену. При цене 2,7934 банк приостановил операцию, чтобы посмотреть, как поведет себя рынок, и смутить спекулянтов. Рынок вел себя устойчиво — при такой цене число покупателей приблизительно равнялось числу продавцов, а медведи-спекулянты явно занервничали. Но банк этим не удовлетворился; с удвоенной энергией вернувшись на рынок, он поднял цену до 2,7945 и держал ее в течение всего дня. Дальше снежный ком начал расти сам. О результатах я читал в газетах. «Мы успешно выжали спекулянтов с рынка», — произнес Кумбс с мрачным удовлетворением, которое даже не пытался скрыть. Я тогда подумал: наивысшее удовольствие для банкира — сокрушить противника, разбить его в пух и прах не из личной неприязни или ради дохода, а ради общественного блага.
Позже от другого банкира я узнал, как нелегко было вытеснять медведей. При кредитной прибыли на спекуляциях валютой — например, чтобы использовать в спекуляциях 1 млн долл., спекулянту достаточно вложить всего 30 или 40 тыс. долл. наличными, — дилеры прокручивали в краткосрочных кредитах десятки миллионов долларов. Если дилер прокручивал 10 млн фунтов или 28 млн долл., то изменение цены на одну сотую цента приносило ему на счет 1000 долл. Таким образом, при изменении цены фунта с 2,7918 до 2,801 долл. за период с 10 по 29 сентября спекулянт при короткой продаже фунтов терял 92 тыс. долл. Вполне достаточно, чтобы заставить спекулянтов дважды подумать, прежде чем снова совершать короткую продажу фунтов.
Последовало долгое затишье. Призрак надвигавшегося кризиса, витавший в воздухе на валютных биржах, рассеялся, и на фунтовом рынке наступила безоблачная погода, какой не наблюдали за многие предыдущие годы. «Битва за фунт стерлингов окончена, — сказал один высокопоставленный британский чиновник (анонимно, что очень предусмотрительно с его стороны) в ноябре, в первую годовщину спасательной операции 1964 года. — Теперь мы ведем битву за экономику». Очевидно, битва была успешной, потому что, когда подвели платежный баланс Британии за 1965 год, выяснилось: дефицит уменьшился не вдвое, вопреки прогнозам, а более чем вдвое. Укрепление фунта позволило Английскому банку не просто расплатиться с краткосрочными кредитами, предоставленными континентальными и американскими центральными банками, но и накопить на открытом рынке — в обмен на ставшие желанными фунты, — более 1 млрд долл., переведенных в валютный резерв. В период между сентябрем 1965-го и мартом 1966 года резервы возросли с 2,6 млрд до 3,6 млрд долл., и это вполне надежный запас прочности. Фунт прекрасно себя чувствовал во время избирательной кампании — время, всегда опасное для валюты. Когда весной 1966 года я виделся с Кумбсом, он был самоуверен и напыщен, как болельщик «Нью-Йорк Янкиз».
