— Ты сказал… — Она нерешительно запнулась. — Ты сказал, что Фарези — народ твоей матери?
— Да, — коротко ответил Торин.
— Она… Твоя мать была утром в лагере?
Воин обрабатывал полоску кожи, делая обмотку для рукоятки ножа, найденного им на пожарище. Он не хотел делиться ничем личным с чужеземкой, хоть та и прожила какое-то время в его племени, но в стране, где к семье относились с уважением, на вопрос попутчика нельзя было ответить отказом.
— Мои родители и жена умерли много лет назад. — Его голос прозвучал столь резко, что Бьяр беспокойно заворочался во сне.
Мали успокоила мальчика, погладив его по плечу и пробормотав что-то нечленораздельное, затем тихо сказала:
— Извини.
Торин хмыкнул и яростно стал провертывать дырки в кожаной полоске — острие ножа разрезало материал, вместо того чтобы проткнуть.
Некоторое время Мали молчала, а потом заговорила так же нерешительно, как и раньше:
— Фарези… Ты сказал, что их летний лагерь около Тарсиса?
— Да, женщина, — коротко ответил Торин, заканчивая возиться с замысловатой обмоткой для ножа.
— Тебе не нравятся города? Или жители городов?
Торин хмыкнул опять, на этот раз с пренебрежением:
— Варвары. Там, где вода в изобилии, люди становятся рабами.
Причудливые глаза женщины над краем пыльной ткани сузились, но она больше ничего не сказала.
Как только жара ушла вслед за солнцем, скрывшимся в вечернем небе, воин двинулся дальше, подгоняя женщину и мальчика суровее, чем бывалых путешественников, — мысль об исчезающем среди равнин враге придавала ему скорость и энергию. Торин справедливо полагал, что чем быстрее он доставит этих двоих к воде, тем быстрее сможет от них избавиться и начать преследование врага.
Солнце скатилось за горизонт, устроив на прощание захватывающее представление из пурпурных и красных сполохов. Вместе с ночью появился и ветер. Он пронесся по пескам, будто догоняя уходящее светило.
Торин объявил привал, собираясь дождаться восхода луны — двигаться в кромешной тьме было затруднительно. Они сидели под склоном дугообразной дюны и делили хлеб, сыр и глотки драгоценной воды. Мали и Бьяр опирались друг о друга; они настолько устали, что почти не могли есть.
Пока только красная Лунитари поднялась, чтобы пролить свой свет на пустыню, окрашивая скалы и дюны розоватым сиянием. Несмотря на то, что всю его жизнь Торину говорили, что красная луна дает силу магам, не принимающим ни сторону Света, ни сторону Тьмы, воину ее свет казался зловещим. Изгибы и впадины в песке, омытые кроваво-красным сиянием, от которого внутри у него все холодело, превращались в места подозрительной тени. Но, тем не менее, это был свет.
Для более-менее удобного путешествия оставалось еще часа три, когда Торин объявил следующий привал. Чтобы спастись от пронизывающего ночного ветра, хотелось двигаться, напряжением согревая мышцы, но Бьяр уже не мог идти ровно, а походку Мали усталость лишила грациозности.
Торин испытывал раздражение из-за тех ограничений, которые на него накладывали спутники. В одиночку он бы продолжал идти до утра, затем проспал бы самую страшную дневную жару, но мальчик и женщина не были так выносливы. Бьяр засыпал на ходу, даже не помог развернуть одеяло. Мали стояла радом, прислонившись к приютившей их скале.
— Мы сможем начать отдыхать раньше, если мне помогут, — сказал Торин, взглянув на Мали, но тут же понял, что женщина не отдыхает. Она не отрывала взгляда от ночного неба, в лунном свете ее глаза горели красным. Торин уронил одеяло. — Что?…
Мали сделала резкое, предостерегающее движение. Она внимательно искала что-то в небе, белки ее глаз выделялись на фоне запылившейся кожи.
— Они там, — прошептала женщина. — Они близко. Я их чувствую!
— Кого? — спросил Торин, обнажая меч. Лезвие сверкнуло в лунном свете, и воин прижал клинок к бедру, чтобы скрыть предательское отражение, — Где? — На черном небе он не мог различить ничего, кроме звезд.
За их спинами ахнул Бьяр:
— Кристалл! Он теплый!
— Убери! — закричала Мали.
Схватив мальчика, она оттащила его в узкую тень у подножия скалы.
— Но…
Женщина зажала Бьяру рот и толкнула на землю, увлекая за собой в укрытие и Торина.
Воин еще сопротивлялся силе тянувшей его руки, когда услышал это.
На этот раз звуки послышались ближе, отчетливее без голосов умирающих и внушали еще больший страх, поскольку внимание не отвлекалось клубящейся чернотой. Что заскрипело, захлопало крыльями, что привело откуда-то сверху в движение воздух, что заставило закружиться лесок пустыни у ног, что заслонило свет Лунитари? У Торина не хватило мужества, чтобы взглянуть наверх.
Он прижался спиной к камню под скудной защитой тени и ждал темноты, которая в прошлый раз наступила вместе со звуками, ждал лишающего сил ужаса. Но чудовищный страх не пришел.
Воин крепче сжал меч и сменил положение. Теперь он сидел на корточках, готовый в любой момент вскочить и встретиться с врагом.
«На этот раз я не буду корчиться в грязи! Я буду сильнее темноты», — яростно думал Торин.
Мали крепче сжала его руку, заставляя хранить неподвижность. Торин чувствовал плечом, как дрожит женщина, ощущал сладкий запах свежего пота. Но Мали тряслась не от страха. Она мотала головой, предупреждая, чтобы воин не двигался.
Минутного колебания хватило Торину для того, чтобы осознать: звуки и чернота проходят мимо них, слабеют, песок оседает у его ног, а лунный свет и звезды видны опять.
Все трое молчали, почти лежа друг на друге, еще долго после того, как небо прояснилось. Первым, в конце концов, пошевелился Бьяр, который устал от тяжести женщины сверху.
Торин медленно поднялся и оглядел залитый лунным светом пейзаж во всех направлениях, но не увидел ничего, кроме алых очертаний дюны и крошечных огоньков звезд.
— Что это было? — спросил он, сердясь, потому что заранее знал ответ. И еще потому, что знание несло больше смятения, чем незнание.
Мали покачала головой и отвернулась, занявшись одеялом.
Торин схватил женщину за руку и развернул так, что лунный свет осветил ее лицо.
— Откуда ты столько знаешь об этих мифических тварях?
Мали вырвала руку из его пальцев:
— Мне говорили… Я, как и Элим, слышала, что драконы вернулись на Кринн.
— В Тарсисе? Это тот же самый городской слух, которому не верил Элим?
Женщина замешкалась, молча глядя на воина умоляющим взглядом из-за края джелайи. Ткань сползла ниже границы пыли вокруг глаз, и бескровная кожа сияла чистотой и белизной даже в красном свете ущербной луны. Наконец Мали тяжело вздохнула и произнесла:
