Я посмотрел на море. Где-то там, на рифе или возле него, лежали теперь сокровища древней империи. И я решил: пусть Джубаль сам решает, стоит ли привозить сюда гаитянцев. Почему бы нет? Пусть себе ныряют и вылавливают драгоценности – если, конечно, осмелятся. Пусть дождутся, когда море успокоится, станет похоже на гладкое сапфировое стекло, а рассерженные боги растеряют весь свой воинственный пыл. Сам же я больше не желаю заниматься всем этим.
Ну, а что делать с этим своим камнем? Меня так и подмывало зашвырнуть его подальше в море или зарыть в песок. Его красота служила мне горьким упреком. Но потом я подумал о своем мальчике, который лишился матери и остался с отцом без определенного рода занятий, ну разве что в карты умеющим играть да пускаться в разного рода авантюры. Какое воспитание и образование может дать ребенку такой отец?
Жизнь не стоит на месте, и у моего Гарри все еще впереди. Если Астиза исчезла навеки, я должен стать его единственной опорой, и только мне решать, что делать дальше. Возможно, Филадельфия и квакеры помогут мне научить его жить правильно, не так, как я. Возможно, он почерпнет мудрости у Франклина, чего не смог сделать я. Надо только дать ему время и надеяться на лучшее.
Или же можно отправить его в школу в Лондоне, где я буду ближе к своим врагам…
И вот, кривясь от отвращения, я вытер проклятый камень и сунул его в карман. Позже продам, будет на что растить и обучать сына.
А сам я должен оставаться нищим и одиноким, чтобы постоянно помнить о бесплодности пустых мечтаний. Удаляться на покой еще рано, я должен совершить поистине великий поступок.
Я должен осознать истинное значение своего несчастья.
И вот, прихрамывая, я поплелся к Джубалю и Гарри.
– Папа!
Ни один оклик на свете еще не грел мне душу так сильно. Мой мальчик, наконец, пришел в себя, он узнал меня, он нуждался во мне. Я подхватил Гарри на руки, и мальчуган приник ко мне, как маленькая обезьянка, захлебываясь в рыданиях, причину которых сам до конца не понимал. А затем задал неизбежный вопрос:
– А где мама?
Тела Астизы я не нашел, но видел водолазный колокол и какой-то мусор, плавающий в волнах, так что надеяться на чудо не стоило.
– Она плавает, Гор, – ответил я. Мне просто не хватило храбрости сказать ему правду.
– Она не придет? – продолжил расспросы мой сын.
Я вздохнул.
– Надеюсь, что она все же спаслась. Будем молиться за это, ты и я. Ей это понравится.
– Мне холодно. И еще я боюсь этого океана.
– Теперь нам ничего не грозит. А завтра придет помощь.
– Я скучаю по маме.
– Я тоже страшно скучаю, больше, чем можно представить. – И тут мы разрыдались уже оба, объединенные страшным горем. – И по тебе тоже очень скучал.
Мы устроились на ночлег. Ночью ветер почти стих, и наутро, проснувшись, мы увидели, что солнце светит ярко и кругом над ободранными пальмами летают птицы. Море тоже немного успокоилось, а тел, выброшенных на пляж, видно не было. Судьба товарищей Джубаля, в том числе и Антуана, была неизвестна.
Стало быть, я убил и их тоже.
Втайне я все еще ужасался при мысли о том, что море вдруг выбросит на берег тело Астизы. Пока оно не было найдено, оставалась хоть и слабая, но все же надежда. Жестоко! Я понимал, что моя жена погибла, так почему же сердце отказывается смириться с этим? Наверное, потому, что было в этой женщине что-то волшебное, необычное, и впервые я почувствовал это, когда вытаскивал ее из-под развалин разбитого артиллерией дома в Александрии. Я не представлял себе мира и жизни без ее света. Видел, как она тонула, но чисто инстинктивно отрицал саму мысль об этой потере. Все было кончено, но я не прочувствовал этого в полной мере. Чтобы окончательно убедиться в том, что я потерял любимую, нужно было увидеть ее тело. А его не было.
– Где мы? – спросил Джубаль.
Я огляделся. Позади в туманной дымке вырисовывалась огромная гора, и вершина ее дымила.
– Возможно, на Монсеррат, – ответил я. – Думаю, надо идти вдоль берега, искать поселение или лодку. Антигуа отсюда недалеко, а оттуда можно уплыть домой.
– Я нашел бананы и кокосы. Ты голоден, мальчик? – Негр повернулся к моему сыну.
Гарри смотрел вокруг печально и задумчиво, но аппетита не потерял.
– Да, – кивнул он.
Вот так оно все и сложилось. Я женился и овдовел меньше чем за год, и сама эта мысль казалась просто невыносимой. То, что я выжил, было худшим наказанием, которое только можно придумать. До конца своих дней я буду видеть Астизу перед собой, словно подвешенную в прозрачной зеленой волне. Однако ее несгибаемый дух остался с нами.
Почему я все еще лелею эту несбыточную надежду?
Я посмотрел на Гарри. Когда, что и как я должен сказать ему о матери?
Но меня удивило выражение его лица. На нем читалась решимость.
– Давай поищем маму, пока будем идти, – предложил ребенок. Неужели этот мальчик разделял мои предчувствия?
Я сглотнул слюну и кивнул.
– Да. – А сам взмолился про себя о том, чтобы мы не наткнулись на ее безжизненное тело.
Затем мы зашагали по пляжу. Я посоветовал Джубалю вернуться за сокровищами, подчеркнув, что решать здесь должен только он.
– Астиза говорила, что они прокляты, но, возможно, это касается только нас, – добавил я.
– Я спрошу Сесиль Фатиман. Она скажет, что делать, – решил мой товарищ.
– Будь осторожен. Думаю, Эзули ввела меня в заблуждение.
– Да, она ревнивая богиня.
– Что будешь делать дальше, Джубаль?
– Попробую перестроить свою страну. А ты, Итан?
Я погрузился в молчание, глядя на восток, на размытую границу между морем и небом на горизонте.
– Мартель признался, что его науськал на меня глава Франции. Что я был всего лишь мальчиком на побегушках, что мной манипулировали в грязных целях. Заставили пуститься в смертельно опасную авантюру.
– Так ты хочешь удрать в Америку?
– Сначала думал, что да. А потом решил, что британцы помогут пристроить мальчика в хорошую школу. Я должен позаботиться о его будущем. Британия – единственная страна, способная противостоять Франции. Англичане наводнили Европу золотом и шпионами, чтобы подорвать диктатуру Бонапарта. Это и моя цель тоже, Джубаль.
– Не понял?
– Месть. Это единственное, о чем я могу сейчас думать. Я возвращаюсь во Францию.
– Но Гарри нужен отец, Итан.
– Отец у него есть. Но я должен, просто обязан перед всем миром, исполнить еще одно задание.
– Да забудь ты об этом мире!
– Нет. Я доберусь до Наполеона и убью его.
