– Ты знаешь, это правда, что он сказал, – тяжело дыша от боя, произнес Кисел.
– Что это? – спросила она, опрокидывая Хищника, который поднимал меч, чтобы напасть сзади на парня в голубой мантии.
– Ему лучше встретиться лицом к лицу с разъяренным вепрем, чем рассердить мою жену. – Парню удалось имитировать стиль Таера.
– Ха! – выдохнула она, пнув под колено зазевавшегося врага, которому не повезло натолкнуться на лезвие меча. – Какая лесть!
Парень устало усмехнулся.
– Похоже, он не возражает.
– Ты его видишь?
– Нет, – ответил он. – Но я вижу на сцене Тоарсена. А он сделает все, чтобы его защитить.
Таер знал, что ему следует встать на ноги и взяться за меч, но ничего не получалось.
Как бы прочитав его мысли, Тоарсен произнес:
– Все хорошо, сэр. Безусловно, то, что Авар здесь сражается за императора, уничтожило мужество большинства Хищников. Все Воробышки закричали его имя, как только поняли, кто он, – даже этот кальмар, мы с Киселом видели, атаковал Хищников. Напомни мне, чтобы не стоял к нему спиной, если у него в руках что-то острое. Теперь остались несколько Хищников и наемников, которые не сообразили побыстрее сбежать. Авар через минуту начнет призывать к пощаде, как только поймет, что его людям убивать достаточно.
Действительно, сквозь шум сражения раздалась команда, больше похожая на грохочущий гул, чем на слова.
– Пощада дарует пощаду! Сдавайтесь или умрите! – звук возрастал, так как эту фразу произносили много голосов.
– Пустая трата времени, – прошептал Таер, прежде чем потерять сознание. – Они все виновны в государственной измене – Форан их всех повесит.
Он был не так долго без сознания, потому что, когда он пришел в себя, слышался звон мечей нескольких доведенных до отчаяния людей, которые продолжали сражаться.
Он открыл глаза, и старческий дрожащий голос произнес:
– У-е-е. Теперь вижу, что те хихикающие дурочки были правы насчет мужчин солсенти.
Таер уставился на древнюю старуху, старше которой ему вряд ли приходилось кого-нибудь когда-либо видеть, и усмехнулся.
– Вы, должно быть, Брюидд, – сказал он. – Целительница.
– И тебе со мной повезло, молодой человек, – согласилась она. – Ты, должно быть, Бард, который так расстроил ту женщину. Ну-ка, позволь взглянуть старой склочнице, что она может сделать, чтобы восстановить тебя до нормального состояния.
Она зацокала языком, когда увидела, что они сделали с его коленями.
– Хорошо, что Жаворонок оказался рядом, – произнесла она. – Если бы такое случилось где-нибудь в другом месте, ты бы никогда не смог ходить.
– Я вас поцелую, – произнес Таер. И тут ему пришлось замолчать и стиснуть зубы, потому что ее прикосновение прожгло его такой болью, которая показалась еще хуже, чем те удары, когда ему ломали ноги. – Потом. Когда моя жена закончит то, что начала.
– Это хорошо, когда мужчина знает свое место, – откуда-то сзади него произнесла уютно Сэра.
Он был настолько разбит, что даже не мог обернуться и посмотреть ей в глаза, поэтому всего лишь неопределенно махнул рукой.
Она склонилась к нему.
– Так-так, – сказала она. – Я знаю, где найти для тебя белую мантию. Но в ней ты станешь хорошей мишенью. С другой стороны, если выставить тебя напоказ в голом виде, то ты тоже привлечешь внимание.
Он рассмеялся, и тут же застонал.
– Почему первое, что делают после того, как тебе переломают ребра, обязательно начинают смешить?
– У тебя нет сломанных ребер, – ответила Целительница, подняв взгляд от его разбитых колен. – Ты разбит полностью. И ту мантию пока придержи, девочка. На нем нет ни одного живого места, и мне надо его хорошенько пощупать.
– Привет! – с другой стороны к Таеру склонился Вечный Странник. – Ты, должно быть, Бард.
– Таер, – произнесла Сэра, – это Корс. Корс, мой муж – Таер. Корс, что ты хочешь?
«Ах, – довольно подумал Таер, – моя Сэра со своей харизмой».
– Мы подумали, может, вы видели Защитника? Мы знаем, что он был здесь, но никто не может его найти.
– Все, что я видел, это ноги до колен, – усмехнулся Таер. Но потом добавил: – Конечно, я его видел… или по крайней мере не его самого, а некое напоминающее его очертание. Он что-то нашептал Форану. Думаю, он передал Форану, что Авар ждет, как запланировали, потому что сразу после этого Форан подал Воронам знак обрушить стену.
– Я этого не видела, – кисло вздохнула Сэра. – Я пыталась пробиться к тебе и находилась в толпе. Хенна разрушила стену сама. Я даже не сжигала проклятого колдуна дотла. Когда я пробилась поближе, все мастера лежали и были мертвыми. По крайней мере не двигались.
– Ну, – Коре прочистил горло, – вот почему, отчасти, Бенрольн отправил меня узнать, можете ли вы найти своего сына. Мы видели, как что-то убило мастеров, одного за другим, но мы не смогли разглядеть, что это было. Мы были бы благодарны, если вы смогли бы найти Джеса и удостовериться, что он не ошибся и не перепутал врага.
– Джес не так глуп, – ответил Таер. В душе он тоже беспокоился о том, что могла сотворить с Защитником вся эта жестокость. – Возможно, он отправился в какое-нибудь тихое место.
– Погоди, пока я не зафиксирую твои ребра, молодой человек, – проворчала Целительница, скрипуче продвигаясь от его колена до бока. Она оттолкнула Корса. – И потом ты можешь идти искать своего мальчишку.
Фиксация ребер заняла больше, чем несколько минут, но в конце концов Лер поддержал его плечом с одной стороны, Тоарсен – с другой. Таер встал на ноги, наступив на несколько дюймов мантии Сэры. Все тело болело так, как будто каждая часть его билась со всем собранием, но по крайней мере теперь он мог посмотреть на жертвы.
Его первым ключом к разгадке был довольно больной взгляд Форана, направленный на него, после чего он вернулся к беседе с Аваром.
Они свалили все тела мастеров в одну кучу. Когда туда приблизился Таер, Коре и Кисел вытащили одно тело и стянули капюшон. Темная маска, делающая мантию более эффективной маскировкой, была изрезана так, что трудно было опознать лицо.
Парни помогли Таеру сесть на пол. Зрелище, которое он мог обозревать видящим глазом, было ужасным. Но он хотел убедиться, что все мастера мертвы.
Первой реакцией Таера было грустное удивление. На самом деле он не видел ни одного лица мастера, кроме лица Теллериджа, но каким-то образом чувствовал, что в любом случае должен их опознать. Он даже не знал, кто это был. Его следующим чувством было ощущение, что тот высушен, и усохший вид был не из-за возраста. Почти невидимы на его шее были две постепенно исчезающих колотых раны.
