Глухую старуху водрузили на почетное место, а справа от нее сел Уититтерли. Вокруг расположились помолвленные, их родители, веселые купальщицы из Майами с мужьями, силач-гренадер, Джанни Джанни, Ланцилло — который время от времени вскрикивал «Откройте!» так, что его соседям постоянно приходилось его успокаивать, — семья Суаресов, другие постояльцы пансионата, матросы с «Эстеллы», которые страшно шумели, придя в веселое настроение при виде тарелок и многочисленных бутылок.
— Тише, ребята! — сказал им Уититтерли, растворяя в воде какие-то пилюли, которые он принимал для аппетита. — Не позорьте меня!
— Да пусть их! — заорал Павони, пребывавший на седьмом небе.
Он перешел в их компанию, приняв временное командование экипажем, чтобы руководить криками «за здоровье молодых!» и звоном бокалов.
Только Суаресы хранили мрачное молчание. Катерина думала о своей греховной любви, а мать вздыхала, глядя на праздник, который должен был предназначаться ее дочери. Что же до старика Суареса, то он, пристально и нахмуренно глядя на Джедеоне, уже несколько минут изображал жест, которым наливают в бокал содержимое воображаемой бутылки.
Джедеоне холодно передал ему графин с вином.
— Этот господин немой? — тихо спросил у него сосед.
— Нет, — ответил отец Андреа, — но после всего, что произошло, мы больше не разговариваем.
— Да бросьте вы! — закричал Павони. — Помиритесь! Обнимитесь!
Два друга попросили его на этом не настаивать, ибо ничто на свете на заставит их примириться. И в самом деле, некоторое время спустя все увидели, как Джедеоне, мрачно глядя на Суареса, приложив пальцы к губам, показал, что хочет закурить; Суарес крайне холодно передал ему сигарету; сильно нахмурившись, Джедеоне жестом показал, как он зажигает воображаемую спичку о воображаемую коробку; в ответ на это Суарес со свирепым лицом вручил ему коробку спичек.
— Вы только посмотрите, — пробормотал Павони, — видано ли, чтобы так ненавидели друг друга двое таких друзей.
В этот момент вошел Арокле с горой дымящихся блюд, которого поддерживали с боков несколько бедных родственников, специально для этого нанятых. Не успел силач-гренадер поднести ко рту содержимое одного из этих блюд, как с губ у него слетело:
— Арокле!
Официант хотел бы провалиться, слыша, как его называют по имени перед таким количеством народу.
— Скотина! — еще громче заорал силач.
— Чего изволите?
— Что это за гадость?
Силач-сотрапезник показывал на содержимое блюда: в луже красного соуса плавало несколько крупных испанских кастаньет с шелковыми шнурками.
У Арокле на лице выразилось отчаяние.
— Это заказала мне вот эта девушка, — ответил он шепотом.
И показал на Изабеллу.
— Как? — спросил Джедеоне, — синьорина заказала тебе подобную мерзость? Не могу в это поверить.
— Клянусь, — сказал официант. — Мне пришлось обойти весь городок, чтобы раздобыть эти крупные кастаньеты. В конце концов я позаимствовал на время целую партию у труппы испанских танцоров, которые уже несколько вечеров выступают в центральном парке.
— Проклятье! — закричал Уититтерли. — Так значит, сегодня вечером в центральном парке мы не услышим кастаньет?
— Думаю, что нет, — откликнулся официант.
Сотрапезники были в отчаяньи от странных вкусов Изабеллы и не верили собственным ушам. Кто-то тихо спросил:
— Но что буквально сказала синьорина?
— Она сказала мне, — объяснил Арокле, — следующее: «Хочу, чтобы на первое подали большое блюдо из крупных кастаньет в помидорном соусе».
Джорджо Павони тут же осенило.
— А! — воскликнул он, отзывая в сторону сотрапезников. — Она хотела сказать: большое блюдо котлет в помидорном соусе.
Он кратко рассказал историю с подлецом-наставником, и все забормотали, глядя на Изабеллу:
— О бедняжка несчастная!
Кастаньеты унесли обратно.
— Плохое начало! — пробормотал Джанни Джанни, повернувшись к соседям.
И матросы остались слегка недовольны при виде деревяшек, сваренных в помидорном соусе. И лишь когда появился огромный пирог с мясной начинкой, за столом как будто снова воцарилось хорошее настроение.
Все готовились отрезать по солидному куску аппетитного блюда, как вдруг Изабелла закричала:
— В саду, посмотрите-ка, питон!
Возникла неописуемая паника. Сотрапезники забаррикадировались за столом, а дамы вскочили на стулья и призывали на помощь.
Уититтерли — с хладнокровием, никогда не оставлявшим его в трудные минуты, — крикнул Арокле:
— Найди флейту, найди флейту! — намереваясь совершить заклинание рептилии.
Но Арокле, который, в отличие от старого морского волка, не знал нравов и обычаев Востока, не понял замысла Уититтерли и, пожав плечами, ответил:
— Тоже мне, нашли время заниматься музыкой!
Джанни Джанни, охваченный сильнейшим беспокойством, забрался на дерево и стонал:
— Только питона нам не хватало! Не судьба мне сегодня поесть! — Он призывал всех святых и кричал сверху: — Будем надеяться, что проклятый питон не сожрет пирог. Кто-нибудь унесите блюдо!
Но кому охота была спасать обед? Каждый думал только о собственном спасении, опрокидывая стулья и скамьи.
А тем временем Джорджо Павони бегал от одного сотрапезника к другому, повторяя:
— Господа, успокойтесь, сейчас я все объясню.
И когда среди сотрапезников снова установилось относительное спокойствие, он отвел их в сторону и сказал шепотом, чтобы не услышала Изабелла:
— Моя дочь попросту хотела сказать, что в саду появился капитан.
Все облегченно перевели дух и, вспомнив о коварном наставнике, исподлобья взглянули на несчастную девушку и сказали:
— О, бедная девушка.
В самом деле, несколько минут назад в сад вошел жандармский капитан, который из-за возникшей суматохи не смог сразу объяснить причину своего прихода.
Когда, в конце концов, все вернулись на свои места, он сказал:
— Могу я говорить наконец? Могу я сказать, по какой серьезной и неотложной причине я пришел сюда?
— Говорите, — сказал Уититтерли с важностью, которую ему придавали редкие седые волосы, тщательно разделенные пробором посередине.
— Слава богу! — воскликнул жандарм. И, повернувшись к сотрапезникам, добавил: — Можно было подумать, что вы увидели самого черта!
Павони объяснил ему недоразумение и кратко рассказал историю, которую обычно именовал «Месть наставника». Выслушав ее, жандарм украдкой посмотрел на Изабеллу, пробормотав:
