- Это маленькая провинциальная газета, - Кирилл начал сердиться. Новости, репортажи, обзоры. Городские события. Там и не напишешь больше ни о чем.
- Да-да, конечно, - Эстебан сочувственно покивал. - Но, насколько мне известно, вы сами выбрали профессию журналиста, когда решался вопрос о вашей земной профессии. Или это не так?
- Все так, - Кирилл растерянно бродил по комнате, испытывая желание, с одной стороны, послать Альворадо с его неприятными вопросами к черту, а с другой - впервые говорить свободно за последние годы. Он понимал, что время недомолвок кончилось.
- Но я считал, что специальность газетчика поможет мне лучше освоиться в этом мире. Ведь и на Денте журналисты самый осведомленный народ, а мне предстояло выжить в чужом мире.
- Ха-ха-ха! - по-мефистофелевски картинно загрохотал Альворадо. - Это на Денте-то журналисты лучше всех осведомлены! Может, еще скажете и на Ткори!
Эстебан веселился вовсю. Он хлопал пухлыми ладошками по подлокотникам так, что в воздух взвивались легкие облачка пыли.
- Вы это серьезно? - поинтересовался он наконец, немного успокоившись.
- Какого... - Кирилл разозлился уже по-настоящему. - Зачем вы мне звонили? Почему задаете эти дурацкие вопросы? Лерн говорил, что принято решение об освоении Земли - вот, что мы должны обсудить. Хотя я по-прежнему плохо понимаю, что можно сделать.
- Послушайте, не обижайтесь, - Альворадо, подойдя к Кириллу, доверительно коснулся его плеча. - Но вы, я вижу, совсем заплесневели в своем затворничестве. Отвлекитесь на минуту от собственной судьбы, тем более, что вы считаете ее окончательно загубленной. Вы выжили здесь, вы приспособились, но разве это все. Скажите, только откровенно, вы по-прежнему, хотите вернуться на Денту?
- На Денту? - Кирилл подошел к окну и бессильно ткнулся лбом в холодное стекло. - А разве это возможно?
Дожди на ЭН-12, по крайней мере в той полосе, где располагалась станция, не шли никогда. Иссушающий зной, не рождающий даже марева, так как не было влаги, чтобы испаряться над мелким песком, давил горячим прессом на поверхность планеты, и бог знает, чем жили аборигены в этом проклятом климате.
Раньше Клор не очень задумывался над этим. Но в последнее время у него стало привычкой, отправляясь в дежурный полет, проходить над поселением.
Геликоптер, давно отремонтированный, для чего Клору пришлось еще раз прогуляться через пустыню, проносился на малой высоте над домами-термитниками, и частенько теперь Клор видел внизу приветственно машущие руки.
Что изменилось с того дня, когда он забрел в деревню, Клор не смог бы сказать. Собственно, ничего такого, что могло бы быть расценено, как заключение дружественного союза. Но что-то все же изменилось, это Клор, если и не знал, то чувствовал. Так трудно иногда бывает выразить словами слабое, только что пробуждающееся чувство, которое и чувством-то назвать нельзя, настолько оно неясно и неопределенно.
Конечно, даже мелочи, которая могла бы скомпрометировать Клора в глазах начальства, в вахтенный журнал он не вносил. Не рассказывал он ничего и на рейсовой платформе во время очередного короткого отпуска, хотя некоторые его товарищи хвастались куда более рискованными приключениями. Подчас Совет оставался снисходителен к слабостям созидателей.
Но Клор не хотел рисковать, к тому же не видел в этом надобности. Нарушение инструкции на Е6-К еще давало о себе знать: ему не присвоили очередного звания, а в коротком сообщении Верха пришло и разъяснение этой немилости. Созидателю Первого Ранга поручались крупномасштабные преобразования при неограниченной свободе в действиях, а кроме того давалась возможность в дальнейшем продолжить службу при Совете на Денте. Всего этого Клор автоматически лишался еще на какое-то время. В худшем случае он мог вообще выйти на пенсию в прежнем звании, а это уже явный провал карьеры.
Все это Верх объяснил ему без особой мягкости, а также намекнул, что он ставит под удар его самого. Стать одним из Координаторов удавалось не каждому.
Но то, что Клор увидел в деревне в тот день, заставило его заложить вираж и пролететь над домами еще раз.
Прямо посреди улицы, обычно пустынной, в ровном ряду, словно счетные палочки, лежало шесть тел. Остальные жители стояли в некотором отдалении, и лишь немногие из толпы запрокинули головы, чтобы посмотреть на легкую стрекозу геликоптера.
В следующий свой вылет Клор обнаружил, что к шести телам погибших прибавилось еще пять. Умерших не убирали из-под палящего солнца, они оставались лежать на улице, и только количество оплакивающих все редело.
В тот же день к станции пришел старик.
Клор обнаружил его совершенно случайно. Он включил обзорный экран скорее от скуки, чем от надобности. Наблюдать тут было нечего - пейзаж совсем не менялся. Старик сидел около матово-черного стабилизатора челночного бота, в руках он держал неизменные рисовальные палочки. И сразу же Клор понял, что он пришел за помощью.
Сняв со станции защиту и спрыгнув на песок, Клор еще какое-то время постоял у трапа, следя за нежданным гостем, но старик продолжал сидеть, не выказывая ни малейшего оживления. Он сидел в той же позе, как и в первый раз, когда Клор наткнулся на него в деревне, и только палочки продолжали свой быстрый танец по круглой глиняной табличке.
Идя к старику, Клор вспомнил, что деструктор остался на станции, но возвращаться не стал. Мысль о нападении показалась нелепой.
Старик молча протянул табличку, и на ней Клор увидел все те же одиннадцать трупов посреди деревенской улицы. Убедившись, что Клор понял, что ему хотели сказать, старик требовательно протянул руку и взял табличку обратно.
Он стремительно нарисовал в верхней части треугольный спутник ЭН-12, а потом добавил к неподвижно лежащим фигуркам еще пять. Клор недоуменно пожал плечами. Тогда туземец, успевая взглядывать на собеседника, пририсовал к спутнику новый треугольник и обозначил другие фигурки. Прибавлялись треугольники, росло количество умерших.
Наконец, старик нарисовал самого себя. Если раньше он довольствовался чисто схематическими изображениями, то теперь придал рисунку конкретность. Особенно тщательно он прорисовал лицо, старческое лицо с прикрытыми веками.
Клор насчитал на табличке десять треугольных лун, а это означало одно - через десять дней никого в живых в деревне не останется.
Что явилось причиной массовой гибели, Клор не знал. Эпидемия, голод? Не имея возможности задать вопрос, нельзя получить и ответ. К тому же он хорошо понимал, что какой бы ни оказалась помощь, его действия попадут под рассмотрение трибунала. Но и просто так повернуться и уйти на станцию он уже не мог. Глядеть в глаза человеку и отказать в помощи казалось невозможным.
Но Клор все же ушел в тот вечер. Он повернулся и ушел, не оглядываясь, ни произнеся ни слова, ни единым жестом не дав понять, что может помочь, но уже полностью решившись на преступный шаг. И если на Е6-К можно было еще оправдаться хотя бы перед самим собой и оставить крошечный шанс выжить тем, кто выжить не должен, то здесь этого оправдания не находилось. Когда Клор вновь включил обзорный экран, старика у станции уже не было. Он ушел так же незаметно, как и появился.
