— Сюда! — кричала Кендра, размахивая руками.
— Сет! — одними губами прошептала окаменевшая Лина.
Сет взял бывшую наяду за руку. Как только Лина снова смогла двигаться, она вместе с ним побежала к дереву так быстро, что Сету показалось, будто он летит по воздуху.
Замахнувшись, Коултер бросил камень. Камень упал в нескольких шагах от Кендры. С горящими холодными глазами Эфира поплыла к упавшему камню. Кендра быстро нагнулась, схватила талисман и повернулась лицом к женщине-призраку.
Распустив во все стороны ленты-щупальца, Эфира протянула к Кендре ладони. Кендра и камень ярко засияли. Девочка чувствовала, как страх омывает ее, как будто скользит по поверхности тела, но внутрь не попадает. Вид Эфиры был ужасен, Кендра невольно вспомнила прошлое лето и как она в первый раз увидела призрачную женщину в окне. И все же девочкой управляла одна главная мысль: надо прижать камень к гвоздю.
Эфира подплыла ближе, раскинула руки в стороны, растопырила пальцы. Сейчас щупальца не были ей нужны, она хотела сама дотронуться до девочки.
Кто-то схватил Кендру за лодыжку. Опустив голову, она увидела, что Пэттон незаметно подполз к ней на четвереньках. Лицо у него осунулось, как будто из него вышли все силы. Он протянул руку, молча прося у нее камень.
— Кендра! — звонко закричала Лина из-за спины Эфиры. — Бросай камень!
Кендра с трудом видела бывшую наяду, мелькающие полосы черной ткани закрывали ее. Лина держала за руку Сета. Времени на то, чтобы принять обдуманное, взвешенное решение, не оставалось. В голове Кендры сразу пронеслись несколько мыслей. Если Эфира прикоснется к ней, она может уничтожить светлый талисман, и тогда им ни за что не победить Курисока. Пэттон сейчас не в лучшей форме, ему не добраться до дерева, тем более что на его пути стоит Эфира.
Кендра бросила камень.
Бросок вышел не очень удачным, но Лина, подавшись вперед, ловко схватила талисман.
Эфира тут же развернулась и поплыла к новой жертве.
Лина и Сет приблизились к дереву. Как будто чувствуя опасность, дерево задрожало. Ветви заскрипели и закачались. Из земли вырвался корень, как будто дерево хотело убежать.
Пэттон слабо протянул руки к жене.
— Нет! — прошептал он.
Кендра никогда еще не слышала такого безнадежного, такого убитого голоса.
В нескольких шагах от дерева Лина с силой оттолкнула от себя Сета. На секунду их с Пэттоном взгляды встретились, на губах бывшей наяды играла полуулыбка. Из последних сил Лина рванулась вперед. У самого дерева ей пришлось передвигаться ползком она ползла рывками, словно марионетка, у которой обрезали нить. Ствол черного дерева заскрипел и слегка наклонился. Ветви выгнулись, пытаясь преградить ей путь. Медленно, но неотвратимо рука Лины тянулась к стволу. Наконец камешек соприкоснулся с гвоздем.
На один короткий миг два талисмана как будто вобрали в себя весь свет и всю тьму; Кендре показалось, что мир сжался в одну точку. И вдруг от дерева пошла мощная взрывная волна, в которой смешались свет и тьма, жар и холод. Кендру не сбило с ног, волна прошла сквозь нее, на миг лишив ее способности соображать. Все атомы ее тела завибрировали, застучали зубы и кости.
А потом наступила тишина.
Кендра приходила в себя постепенно. Рядом с ней на земле скорчилась Эфира — больше не женщина-призрак, а просто испуганная женщина в черных лохмотьях. Губы Эфиры раскрылись, словно она собиралась что-то сказать, но с них не слетело ни звука. Ее широко раскрытые глаза дважды моргнули. Потом остатки черных одежд исчезли, и тело ее стало стремительно стареть. Наконец она растворилась, исчезла, превратившись в облако пыли и пепла.
За исчезнувшей Эфирой лежало вырванное с корнем из земли черное дерево. Оно больше не было неестественно черным, просто сгнившим до самой сердцевины. У корней разлилась скользкая, темная лужа. Лишь разглядев в луже зубы и когти, Кендра поняла, что, должно быть, перед ней останки Курисока. Невдалеке от дерева на спине лежал Сет, он слегка пошевелился. А у самого ствола ничком неподвижно застыла Лина.
Исцелившийся Быстроног выскочил из смоляного озера, припадая на раненую ногу; все его тело было облеплено дымящейся смолой. Где-то вдалеке гоблины спасались бегством от выздоровевших, принявших прежний облик кентавров и дриад. Сет сел и потер глаза. Ширококопыт по-прежнему лежал неподвижно на том месте, где упал.
Пэттон вскочил на ноги и, спотыкаясь, пробежал несколько шагов, а потом рухнул на камень. Он много раз вставал, падал и снова вставал. Его разорванная одежда превратилась в грязные лохмотья. Кое-как, ползком он добрался до Лины, обнял ее, поднял на руки. Отвернувшись, он прижал к себе тело жены. Плечи его затряслись.
Глава 24
ПРОЩАНИЕ
Прошло два дня. Кендра лежала на спине за живой изгородью во дворе и подслушивала разговоры фей. Вокруг нее пышно цвел сад, ставший еще прекраснее, чем раньше. Выздоровевшие феи словно спешили наверстать упущенное. Правда, не всем нравился прежний облик; некоторые феи жалели о том, что больше не темные. Кендра поняла, что лишь те существа, которым нравилось быть темными, сохранили какие-то воспоминания о своем измененном состоянии.
Кто-то открыл дверь черного хода. Наверное, сейчас ее опять начнут утешать, подбадривать. Ну почему ее не оставят в покое! Все старались утешить ее — и дедушка, и бабушка, и Сет, и Уоррен, и Тану, и Дейл, и даже Коултер. И все равно она чувствовала себя виноватой в гибели Лины. Конечно, положение было отчаянным; возможно, то была их единственная надежда на успех, и все же, не брось она Лине камень, Лина бы не погибла.
Никто ее не окликнул. На веранде раздались шаги.
Почему с ней не обращаются как с Пэттоном? Он без слов дал всем понять, что хочет горевать один, и никто ему не докучал. Пэттон отнес тело Лины к озеру, бережно опустил его в шлюпку, поджег суденышко и долго смотрел, как оно горит. В ту ночь он спал на берегу озера, под звездами. На следующий день, после того, как выяснилось, что выздоровевшие домовые убрали все ловушки и отремонтировали дом, Пэттон почти все время провел один в спальне. Иногда он выходил к остальным, но был подавлен. О Лине никто не заговаривал.
Кендра не была совсем уж несчастна. Она радовалась тому, что дриады нашли бабушку, дедушку, Уоррена, Дейла и Тану. Целые и невредимые, они сидели в клетке в чаще леса, рядом со старым пнем. Кендра радовалась, потому что все, кого поразила черная зараза, исцелились, что сатиры и дриады снова бегают по лесу, а нипси вернулись в свой полый холм и восстанавливают разрушенные царства. Она испытывала облегчение из-за того, что Эфира больше никому не причинит вреда, что эпидемия закончилась, а демон Курисок встретил свою гибель. Все произошло так, как и должно было произойти, — демон окончил свои дни лужей черной грязи.
Но радоваться по-настоящему мешали мысли о том, что за победу заплачено слишком дорогой ценой. Кроме того, ей казалось, что она погубила своих друзей. Кендра не просто горевала по Лине и Ширококопыту. Ее терзали мучительные вопросы. Что, если бы она вовремя спрыгнула с Ширококопыта? Тогда он не умер бы, а просто сделался темным. Она же сидела на кентавре, он попал в своеобразную ловушку света и тьмы и, разорвавшись между ними, погиб. Что, если бы она, отпугнув камнем Эфиру, сама подошла к дереву и уничтожила гвоздь?
