С подобной постановкой вопроса Пигал готов был согласиться, хотя и питал симпатию к принцу Птаху, обусловленную не столько личными достоинствами человека молодого, сколько воспоминаниями о его матушке, женщине на редкость разумной в суждениях и поступках.
Крыша над головой Пигала Сиринского стала раздвигаться, и он поспешно отодвинулся от Черного ока, по опыту зная, что место это в данный момент небезопасно.
– Начинайте,– негромко сказал кентавр Семерлинг, бросив взгляд на звездное небо.
Принцесса Лулу, собрав в склянку по капельке крови из пальца каждой девушки, недрогнувшей рукой бросила колбу с мутноватой жидкостью прямо на камень. Черное око, как показалось магистру, даже чавкнуло от удовольствия, поглощая дар, и стало потихоньку краснеть, в натужном старании переварить чертово зелье.
Пигал вдруг услышал дробный топот за своей спиной и, вздрогнув от неожиданности, обернулся к двери.
– Что я вам говорил, магистр! – крикнул Феликс, хватаясь за энергетический меч.– «Полузвери-полулюди на героя трубный зов...» Это наверняка поэтические штучки Гига.
– Какого черта! – возмутился принц Мессонский.– Я сочинял стихи о соловье и розе.
Просвещеннейший Пигал бубновому кавалеру не поверил, поскольку ни соловьев, ни роз не увидел, зато в зал ввалилось до десятка чудищ, которых вестианцы называют, кажется, четырехрукими логами. Пиковый кавалер Феликс первым вступил в бой, поощряемый совершенно неприличным визгом своей несравненной Милены. На помощь барону кинулись его братья, кентавр Семерлинг и капитан Бэг, который на глазах нанимателя выказал отчаянную гельфийскую храбрость. Магистр участия в сражении не принимал. Во-первых, потому, что у него не было меча, а во-вторых, надо же было позволить кавалерам явить себя перед дамами во всем блеске. Однако Пигал охотно давал советы, и весьма дельные, как ему казалось. Другое дело, что из-за поднятого несравненными визга его слов, скорее всего, никто не расслышал.
– Остановите этого идиота,– услышал вдруг магистр крик за спиной.
Кричала Лулу, но просвещеннейший не сразу понял, о ком идет речь, а когда понял, то времени для вмешательства уже не осталось. Негодяй Ках все-таки выполнил коварный замысел своих хозяев и плеснул какой-то жидкостью в раскаленное докрасна Око. Не приходилось сомневаться, что атака четырехруких была задумана порками как отвлекающий маневр. И как это Пигал Сиринский так опростоволосился! Ведь с самого начала заподозрил вестианского пройдоху в неблаговидных намерениях и вот проморгал.
Сбитый с ног могучим ударом Феликсовой длани самозванец Ках отлетел в угол, но, увы, свое грязное дело он уже совершил. И в ту же секунду четырехрукие логи отступили. Впрочем, пятерым логам уже не суждено было подняться с залитого кровью пола, но это было слишком малой платой за погубленную Вселенную.
Черное око быстро стало терять свою окраску, превращаясь в рыхлую губчатую массу, и рассыпалось прямо на глазах. Пигал Сиринский едва не взвыл от ужаса и безнадежности, и в эту секунду в зале появился Чернопалый со своей страшной игрушкой в руках. Черный скоморох все так же скалился на окружающий мир, и магистру в этой дьявольской усмешке почудилась безысходность.
– Я тебя на куски порву, ублюдок,– пообещал Феликс самозванцу Каху.– Кто тебя подослал?
Ответить Ках не успел по той простой причине, что пол под ногами у присутствующих заколебался и откуда-то снизу послышался гул. Просвещеннейший Пигал в который уже раз приготовился умереть с достоинством, а если уж быть до конца честным, просто оцепенел от ужаса. Замок Крокет разваливался на глазах, подтверждая нехитрую истину по поводу недолговечности всех химер и фантазий. Магистр ждал, что огромные глыбы, из которых был сложен замок, станут рушиться ему на голову, но в этот раз, к счастью, его предчувствия не оправдались. Замок просто отступал, растворялся в воздухе, а на его месте возникала иная реальность, которую Пигал осмыслить пока что не мог по той простой причине, что она слишком отличалась от мира, привычного глазу. Более всего новый мир был похож на разбитое зеркало, осколки которого разлетелись по черному как сажа полу и в каждом из которых отражался или существовал отдельно взятый человек. Справа от себя магистр увидел лжеимператора Каха, оцепеневшего от ужаса, но еще живого. Слева шевелил губами Феликс, наверное, ругался, хотя произносимых им слов Пигал не слышал. Тишина стояла оглушительная. Магистр закричал от страха, но голоса своего не услышал. Наверное, это была Черная плазма. Во всяком случае, не приходилось сомневаться, что магистр Белой магии попал в места, которых старательно избегал всю жизнь даже в фантазиях. И этот мир ужасал прежде всего одиночеством. Пигал попытался добежать хотя бы до ненавистного Каха и долго семенил ногами по белесому полу, но так ничего и не добился. Если не считать холодного липкого пота, выступившего на лбу. Похоже, что и соседи сиринского магистра испытывали те же чувства – чувства ужаса и омерзения перед тем, что страшнее смерти.
С некоторым удивлением Пигал обнаружил, что один человек в этом мире разбитых зеркал все-таки способен двигаться. Безошибочно он узнал в нем Андрея Тимерийского, который, подняв над головой Черного скомороха, шел твердой поступью к чему-то серебристому, проступающему слабым контуром из темноты. Шестым чувством Пигал постиг, что это и есть дверь в Черную плазму. Дверь, которая готова распахнуться навстречу Сагкху, пожелавшему вернуться домой. Его уход означал крах всего, чем сиринец дорожил, а потому он и закричал в безнадежной попытке предотвратить неизбежное. Крик магистра не был услышан, проклятый князь упрямо шел к своей цели. А серебристый куб вдруг запульсировал красным светом, и огромный глаз словно бы пронзил пространство, заставив сиринца заледенеть в своем зеркальном осколке. Пигал решил, что это маленький Сагкх вышел встречать своего приятеля Тимерийского. И словно бы в подтверждение этой догадки тонкий как игла луч красного цвета упал на Черного скомороха, а потом погас.
Пигал ждал катастрофы, но ничего не случилось. Андрей Тимерийский все так же стоял перед пульсирующей дверью в чужой мир, однако смешного уродца в его руке уже не было. Пигалу в этот момент показалось, что Сагкх и человек прощаются друг с другом навсегда. Это длилось долго, вероятно целую вечность, а потом тот же луч появился вновь и оставил в руке князя предмет, похожий на шар. Чернопалый поднес серебристый шар к глазам и улыбнулся своей всегдашней иронической улыбкой. Рука князя влетела вверх в дружеском приветствии, и на этом все закончилось. Сначала погас красноватый свет, а потом исчез и контур.
Пигал вдруг ощутил себя свободным, и это ощущение пришло к нему вместе с долетевшими до ушей ругательствами неугомонного мессонского барона, которому, видимо, тоже несладко пришлось в зеркальной темнице. Магистр сделал шаг-другой и с удовольствием ощутил под ногами самый обычный камень. Да и стены зала ему были знакомы. Именно отсюда он с помощью кентавра Семерлинга и сделал свой первый шаг к загадочному лабиринту Вэла Великого.
Катастрофа не состоялась. Эта внезапно пришедшая на ум мысль чрезвычайно обрадовала магистра, но, разумеется, он не пустился в пляс, храня достоинство видного ученого и лучшего дознавателя Вселенной. У него появилась твердая уверенность, что маразматики из Высшего Совета оценят наконец усилия Пигала Сиринского по спасению цивилизации Светлого круга и поставят ему конный памятник из бронзы еще при жизни. А на меньшее в этот момент просвещеннейший магистр был не согласен.
