— И тебе доброе утро, моя дорогая, — ответил Джек.
Внешне она стала другой. Совершенно другой. Не было прежней спортивной формы. Но все равно она очень красивая. Огонь соперничества потух в глазах, но она казалась собранной и сосредоточенной. Джек подумал: что это за новое место работы, «Высокие маки», сделавшее ее такой? Она была в приталенном брючном костюме пепельно-розового цвета, в светлых кожаных ботинках, блузке цвета слоновой кости, на руке золотой браслет.
Элизабет покрасила волосы и стала ослепительной блондинкой. Она явно затмевала Кдэрис Дэвлин и всех этих жеманных далласских красоток.
— Входи, — пригласила Элизабет.
Джек вошел в дом. Мебели мало, но вся очень элегантная. Несколько старых картин на стенах, ряды книг в кожаных переплетах. Нормальный беспорядок, но богатый.
— Очень мило. Отец дал тебе денег?
— Все, что ты видишь, я купила сама, — сказала она ровным голосом. — Мы с Тони расстались навсегда.
Джек подошел к дальней стене и стал рассматривать маленькую картину.
— Похоже на прерафаэлитов. Это что, Берн-Джонс?
— Да, я начала коллекционировать картины.
— Без помощи графа? Ну ладно, Элизабет. А где ты берешь такие деньги?
Джек уселся в простое на вид кресло, оказавшееся очень удобным. Должно быть, ортопедическое. Он еще раз оглядел комнату, на этот раз внимательнее. Конечно, всего немного, но все высшего качества и очень дорогое.
— Не могу поверить своим ушам, Джек. — Элизабет села напротив него и позволила себе говорить раздраженно. Это было просто. Гораздо легче, чем действительно вступить с ним в перебранку. Элизабет испытывала смутную радость, соединенную с болезненным дурным предчувствием. Она отчаянно не хотела, чтобы он уходил, и твердила себе, что надо взять себя в руки, но у нее плохо получалось. — Ты являешься сюда, вытаскиваешь меня с работы и спрашиваешь только о том, как я оплачиваю счета по убранству дома?
— А ты думаешь, я должен спрашивать о ноге?
— А разве нет? — вскинула брови Элизабет.
Он озадачил ее. Она ожидала увидеть запоздалые слезы, заламывание рук, а он шутит, задирает ее, будто ничего не случилось.
— Дорогая, но здесь нечего сказать. Ты же знаешь, как я сожалею. Я знаю, каково это.
— Да неужели?
— Да, — ласково сказал Джек. — Я лучше всех в мире знаю, что такое хотеть кататься и не иметь возможности.
Что это должно значить для тебя.
Элизабет отвела взгляд, боясь расплакаться. Он угадал. Только Джек и, может быть, еще Ганс понимают это по-настоящему. Она судорожно сглотнула, чтобы протолкнуть в горло подступивший комок.
— И еще, детка, подумай, что это значит для меня.
Ты не можешь кататься на лыжах, и мы не сумеем довести до конца наше пари. А было бы очень интересно.
Мы оба получили бы золото…
— Ты думаешь, я бы выиграла? — выпалила Элизабет и снова себя упрекнула. Совсем не это она хотела сказать.
— Да вне всяких сомнений. Иначе я не стал бы тогда с тобой спорить. Ты пришла бы ко мне в комнату и расплатилась. Вот был бы денек!
Элизабет вскочила на ноги и набросилась на него.
— Ради Бога! Джек! Я, черт побери, калека! Все, что ты можешь, — это прилететь сюда и отпускать сексуальные шуточки! Где ты был, когда мне нужен был друг?
Развлекался с Холл и Феррел? И со всеми твоими глупыми американскими потаскушками…
— Эй, эй! — Он вскочил и схватил ее за руки. — Ты знаешь, что я пытался к тебе пройти, я просил. Твой отец велел мне проваливать. И я с тех пор не был ни на одной вечеринке. Я получил медаль, улетел домой и старался забыть тебя.
— И не смог?
— Я здесь. Разве нет? И ты не калека, девочка. Ты стоишь, как статуя Свободы.
— Но я потеряла ногу, — пробормотала Элизабет. — У меня нога из пластика.
— Ну и что? Вовсе не твоя нога меня всегда интересовала.
— А как насчет Холли Феррел? Или Клэрис Дэвлин?
Джек отпустил руки Элизабет и взял ее лицо в ладони. Пальцем нежно обвел линию подбородка. Потом щеки. Прикосновения его действовали как электрический разряд. В животе у Элизабет все растаяло, ей страстно захотелось его.
— Тебе нужна правда? Или версия? Я сидел у себя в комнате и тосковал, как собака. Правда заключается в том, что я немного встречался с обеими. Я даже переспал с ними, злясь на тебя. Тебя ведь не было рядом. — И Джек добавил с обезоруживающей улыбкой:
— А потом я засел у себя в комнате и тосковал, как пес.
— Джек… Ничего не выйдет. Не получится.
— Не получится? Детка, ты ведь сама знаешь, мы никогда не пытались.
— А как же Сассекс?
— Ну это было неплохо для разогрева. Для разминки, — сказал Джек, потянувшись к ее шелковой блузке и начиная расстегивать пуговицы.
Элизабет понимала: надо оттолкнуть его, — но она не смогла. Было странное ощущение, как будто снится кошмар и ты не можешь пошевелиться. Только сейчас это не был кошмар.
— Но это не означает, что наши отношения, Джек…
— Да? — выдохнул он, наклоняясь и целуя ее легонько в губы. — Меня это вполне устраивает, дорогая, потому что я не хочу просто связи. — Загорелое лицо Джека было напряженно и хмуро, когда он силой привлек ее к себе, одной рукой обнимая за талию и поддерживая словно былинку. — Отношения у меня с двоюродной сестрой Сарой в Форт-Уорт. А тебя я хочу. На случай, если ты слишком упрямая и сама не видишь. Именно поэтому я уже дважды облетаю Землю. Ради тебя. И я не собираюсь делать это снова.
— Джек…
— Джек, Джек. — Он поцеловал ее снова, сильнее, нетерпеливее. — Это все, что ты можешь сказать? Возражения? Аргументы, почему мы должны немедленно расстаться? Если ты меня не хочешь, Элизабет, так и скажи.
Посмотри мне прямо в глаза и скажи.
Он отстранил ее лицо, чтобы посмотреть напряженно и изучающе. Элизабет ничего не сказала.
Джек притянул ее еще ближе, так близко, чтобы она могла почувствовать, как он готов…
— Так я и думал, — сказал он.
Все было замечательно. Страхи ушли, страсть, которую Элизабет испытывала к Джеку, взяла над ней верх.
Она позволила ему раздеть ее, потому что он этого хотел и потому что она так дрожала, что пальцы ее не слушались. Когда Джек снимал с нее блузку, Элизабет волновалась. Грудь у нее всегда была маленькая, а сейчас вообще почти плоская, но у Джека перехватило дыхание, когда он увидел ее и коснулся пальцами бледных сосков. А потом он наклонился и приник к ним губами, и она чуть не рыдала от удовольствия. Сладкие ощущения отвлекли ее, пока он расстегивал молнии на ботинках, на брюках, а когда Элизабет осталась совсем голая, Джек взял ее за левую лодыжку, с любопытством посмотрел и пробормотал: «Бедняжка». Потом поцеловал возле металлического браслета, двинулся вверх по ноге, медленно, намеренно медленно, целуя и покусывая кожу.
