— Не с ним, а с ней.
— Пришло время вам познакомиться с моей матерью.
68
По пути в Амхерст они проехали мимо аккуратного двухэтажного красно-кирпичного дома с бронзовой мемориальной табличкой, изучив которую Нора узнала, что здесь была резиденция Эмили Дикинсон. В ушах снова зазвучал голос Дарта:
"Так песнопенья
В строгом соборе
Душу нам ранят, не оставляя
Шрамов и боли — боли телесной,
Но пробуждают
В душе разногласья..."—
и у нее пересохло во рту, а по коже побежали мурашки.
Они поднялись вверх по холму с книжными магазинами и ресторанами на плоской вершине, миновали заросший пруд, снова взобрались чуть в гору, проехали мимо зданий колледжа из красного кирпича, не пощаженного временем.
Джеффри свернул в боковую улочку: симпатичные старые дома, некоторые обнесены белыми деревянными заборами, другие почти не видны, утопая в зарослях клонящих головы нежных лилий и пышных георгинов. Возле одного такого дома, едва различимого за зеленью сада, Джеффри и остановил машину.
Нора прошла за ним по дорожке, раздвигая желтые и розовые лилии, кивающие ей с высоты ее роста. Три кирпичные ступеньки вели к матово блестящей деревянной двери с медным колокольчиком. Аромат лилий царил повсюду. Дверь распахнулась, и на пороге появилась высокая седая женщина в очках-половинках и свободном, цвета бледно-желтых нарциссов блузоне с длинными рукавами. Она одарила Нору леденящим кровь взглядом и заключила в объятия Джеффри.
— Джеффри, ты чудовище! Доживу ли я до того дня, когда ты предупредишь о своем визите раньше чем за пятнадцать минут? Надеюсь, ты собираешься пожить у матери — это единственная причина, почему я вообще согласилась тебя принять.
— Здравствуй, Сабина, отпусти же меня, пока ты не сломала мне что-нибудь.
Отступив на шаг, Сабина крепко сжала ладонями плечи Джеффри.
— Ты выглядишь таким франтом в этой кепке.
— Ты сама выглядишь замечательно, но так было всегда.
— Надеюсь, мама в порядке? Она все время так занята, что нам с ней никак не удается поговорить. Я в курсе, что она организовывала в начале лета банкет Общества доверителей и, конечно же, в Доме президента, но для нее ведь это ничто — накупить еды на двести человек.
— Пустячок. Пара пустячков.
— А как поживаешь ты? — Сабина не отпускала плечи Джеффри. — По-прежнему счастлив, работая на тех, кто недостоин тебя?
— Я в порядке... Сабина, это мой друг Нора.
Женщина отпустила Джеффри и протянула руку Норе.
— Это вы та загадочная особа, которой необходимо повидаться с Эвом Тайди?
Нора взяла руку Сабины Мэнн и встретилась взглядом с ее умными, проницательными глазами цвета чуть темнее ледниковой воды.
— Да, благодарю вас. Надеюсь, я не причинила вам беспокойства.
— Никакого беспокойства, Эв как раз только что зашел. Джеффри знает, что может получить здесь все, что захочет. Беда в том, что он хочет немногого. — Сабина Мэнн пыталась быстро прикинуть в уме возраст Норы, ее семейное положение, социальный статус и роль в жизни Джеффри. — Я поклялась хранить все в тайне, хотя Джеффри не сказал мне, почему это необходимо, но надеюсь, я могу спросить у вас, давно ли вы знакомы?
Нора поняла, что прошла первую стадию теста.
— Я знаю Джеффри уже два года, но, как оказалось, все это время мы не были знакомы по-настоящему.
Сабина Мэнн продолжала молча изучать ее. Сложившаяся ситуация раздражала ее гораздо больше, чем она хотела показать Джеффри.
— Давайте выясним, что рассказал вам наш общий друг. Думаю, вы знаете об этой смехотворной работе, которой он так доволен, но сообщил ли он вам о...
— Уймись, Сабина, — мягко прервал ее Джеффри.
— Нет уж, позволь, дорогой. Упомянул ли наш друг о своих успехах в Гарварде?
— Упомянул.
— Хорошо. А вам известно о Серебряной и Бронзовой звездах, которые он получил во Вьетнаме, или о его пребывании в японском монастыре?
— О первом — нет, о втором — да, — сказала Нора, глянув на Джеффри.
— Раз вам оказано такое доверие, вы наверняка знаете, что он свободно владеет мандаринским и кантонским наречиями, а также японским языком, но интересно, говорил ли он...
— Сабина, пожалуйста, угомонись!
— Так говорил ли вам Джеффри, моя дорогая, что он написал две пьесы, которые поставили на Бродвее?
Нора повернулась к Джеффри и ошеломленно уставилась на него.
— Под псевдонимом, — пояснил он. — Так, ничего особенного.
— Теперь я знаю кое-что и о вас, Нора.
— Сабина, не надо.
— Помолчи, Джеффри. Ты используешь мой дом в личных целях, так что я имею право на всю информацию, которую сумею раскопать. А раскопала я вот что: эта красивая молодая женщина работает в «Ченсел-Хаусе», поскольку ты просил держать факт ее приезда в особой тайне от этого ужасного мистера Ченсела. Я уверена, что она разделяет мое отвращение к твоему работодателю и всей этой семейке, включая его странную жену, никчемного сынка и совершенно неподходящую ему супругу. Ведь так, моя дорогая?
— Вот не знала, что жена его сына так же плоха, как все остальные, — сказала Нора.
— Вовсе нет, поэтому она ему и не подходит. Единственное, что в ней не так, — это что она сделала глупость, выйдя замуж за члена этой семьи. Но вы находитесь под каблуком у Ченсела, как и Джеффри, так что не можете в полной мере оценить разрушительного действия этой семейки на окружающих.
— Ты закончила, Сабина? — спросил Джеффри.
— Да, пора заканчивать. Эверетт не любит, чтобы его заставляли ждать.
Плотный седоволосый мужчина с седой вандейковской бородкой резко закрыл книгу, которую держал в руках, и хмуро взглянул на Сабину:
— Двадцать минут, Сабина, — сказал он. — Целых двадцать минут.
— Да нет, только пятнадцать, Эв. Поскольку мне не разрешили присутствовать на вашем собрании, я должна была хоть немного побыть с Джеффри и его спутницей.
На левой щеке насупленного лица Эверетта Тайди образовалась и тут же разгладилась чуть заметная складочка — это, вероятно, означало оживление.
— Хотите кофе или чаю? Джеффри? Нора?
— Нет, спасибо, — сказал Джеффри, а Эверетт Тайд пробурчал:
— Чаю. «Пороха»[25].
— Значит, «Пороха», — сказала Сабина, закрывая за собой дверь.
