Неожиданное решение.
— И когда ты собираешься начать?
— Как только поступлю, — ответила она, пожимая плечами. — В Штатах меня ничто не держит. И мне хочется перемен. Я все думаю о случившемся. Не о деталях, а о причинах. Люди страдали из-за каких-то глупых убеждений. Мой отец и Торнтон Филдинг. По-своему и Джоэл Липман. Они все думали — нет, знали! — что поступают правильно. И смотри, куда все это привело. Я устала от предсказуемости. Хочу, чтобы сомнения вернулись в мою жизнь. Кроме того… — Эмили умолкла, стараясь уверить себя в правильности собственных слов. — Мой отец мертв и лежит в могиле, — спокойно продолжала она. — До недавнего времени я не хотела мириться с этим фактом. Я не горжусь тем, что узнала о нем. Но все же он был моим папой и по-своему любил меня. Теперь я установила с ним хорошие отношения. Я… — Ее голос дрогнул. — Я проплакала всю прошлую ночь. Лежала на кровати в той маленькой неуютной квартирке и давала волю чувствам. Наедине с мокрой подушкой и воспоминаниями. Все кончилось, Ник, вся фальшь.
Эмили явно одолевали сомнения, которые Коста не привык видеть в ней.
— Я иногда разговариваю с ним. Мне кажется, он понимает. Твой отец тоже умер. Скажи мне, это ненормально?
Эмили не переставала удивлять его. Она попадала прямо в точку, не смягчая слов. Ник вырос на ферме. Видел, как стареет его отец, постепенно превращаясь в больного калеку. Он прекрасно понимал ее.
— О чем ты ему говорила?
— О том, что не успела сказать при жизни. О том, что мы не ценим счастливое время и как быстро проходит детство. Однако надо резать нить, связывающую нас с прошлым, как бы болезненна ни была такая процедура.
Коста никогда не вел таких разговоров с покойным отцом. Да и вообще ни с кем.
— Ты не ответил мне, Ник.
— Тебе стало легче после беседы?
Она улыбнулась:
— Гораздо легче. Самое странное, мне показалось, что и ему полегчало.
Ник положил снимки Мауро в папку. Слова маленького фотографа звучали у него в ушах.
— Мне знакомо такое чувство, — проговорил он.
Эмили подалась к нему. Ее лицо было в каких-то сантиметрах от его. Светлые глаза сверкают, во взгляде любопытство.
— Боже, — прошептала она, — как это тяжело.
— Где ты собираешься жить? — спросил он, стремясь поменять тему разговора.
— Понятия не имею.
Ник Коста не сомневался, что краснеет, и боялся, что Эмили заметила его смущение.
— Можешь не отвечать мне сразу. Я просто подумал… Решать тебе.
— Ладно.
— Как ты успела заметить… у меня большой дом. Можешь пользоваться студией. Занять одну из комнат. Я не заставляю. Ты сама должна принять решение.
Эмили задумалась.
— Ты хочешь сдать мне комнату?
Он взволнованно махнул рукой:
— Ну конечно, сдать. И никакой спешки. Обдумай такой вариант.
— Хорошо.
— И… — Ник заикался. Щеки пылали огнем.
Эмили сморщилась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:
— Ты правда итальянец?
— Никто никого не торопит. Скажи, когда надумаешь.
— Ник! — Звук ее голоса вырос на пару децибел. Он эхом прокатился по пыльной комнате с темными углами. — Я уже все обдумала и согласна. Мне бы очень хотелось пожить здесь какое-то время. Навести тут порядок. Посмотреть, как все сложится. Мне будет… приятно. — Голубые глаза впились в него. — У меня есть одно предложение, — добавила она.
Он не сразу выдавил из себя слово.
— Да?
Эмили подошла к нему, провела рукой по шее, а затем нежно погладила затылок, отчего электрические разряды пронзили всю его спину.
— Давай начнем спать вместе еще до того, как я буду платить тебе аренду. В противном случае все будет как-то ненормально.
— Пурда?[10]Где, черт возьми…
Взгляд Перони остановился на Лейле, которую явно потрясла его неожиданная вспышка гнева.
— Где эта пурда? — настаивал он. — На севере, точно? Они хотят, чтобы я подал в отставку. Они знают, что я ненавижу тамошних негодяев.
— Джанни… — Тереза Лупо стояла перед ним, сложив руки на груди. — Это не название какого-то места. Это…
— Риторическая фигура, — подсказала Эмили Дикон.
— Точно, — согласилась Тереза.
Перони гневно махнул огромной рукой в направлении Фальконе.
— Так где же находится эта риторическая фигура? Кто-нибудь может мне объяснить?
Нику Косте не нравилось выражение лица инспектора. Слишком хитрое. И еще босс упорно молчит.
— Одну минуту, — вмешался в разговор Коста, тыча пальцем в инспектора. — Мы не на службе. Ты ел мою еду, пил мое вино. Сегодня я имею полное право называть тебя на ты. Понятно?
Инспектор нахмурился.
— Так что же все-таки происходит? — настаивал Ник.
Фальконе сделал глубокий вдох.
— Как я уже пытался объяснить вам раньше, вулкан заговорил. Вот и все новости. Я имел беседу в квестуре. И других местах.
Он замолчал, показал на бутылку, стоящую на кофейном столике, одобрительно улыбнулся, подавая знак остальным взять бокалы, принесенные им с кухни, и наполнить их.
— Шампанское, — объявил Фальконе. — Держал его в багажнике на всякий случай.
— Мы не хотим говорить о вине, Лео, — прорычала Тереза Лупо, отхлебывая пузырящуюся жидкость, — сообщи нам факты.
— Хорошо, — согласился Фальконе. — Новость состоит в том, что Моретти уходит в отставку. Филиппо Виале — тоже. Не будет никаких уголовных преследований и дальнейшего расследования дела. Каспара, естественно, будут судить в Италии. И… — Он по очереди окинул взглядом Перони и Косту. — Мы трое отправляемся в пурду.
— Да прекрати ты употреблять это слово, — взорвался Перони. — Надолго?
— На какое-то время.
Коста знал эти игры.
— Очень надолго?
Фальконе задумался.
— На определенный срок. Надо, чтобы тут все устоялось.
— Черт! — Перони закрыл глаза и начал повторять: — Только не на север, пожалуйста, не север…
Фальконе спокойно слушал и молчал.
— Куда, Лео? — промычал здоровяк, не в силах более сдерживать себя.
— В Венецию, — ответил Фальконе, не выражая никаких эмоций.
Ник Коста моргнул. Эмили взяла его за руку. Она собирается жить в его доме, а он вдруг окажется на другом конце Италии, где плещутся голубые лагуны.
