Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
Но крик, который раздался в следующее мгновение, был очень силен! Он был исполнен такого невыразимого ужаса и боли, что в зале шашлычной моментально воцарилась полная тишина.
Затем из двери вышел Жора-Людоед. Громкий вой по-прежнему доносился с кухни.
– Этот чертов Рохля, наверное, все перепутал! Он везде болтается, где его черт носит, что-то где-то слышит, делает одному ему понятные выводы, потом передает эту ахинею другим, а мы все это слушаем и теряем время!.. Пойдем отсюда! Я знаю, куда надо идти! Поищем там! – проговорил Жора-Людоед и, остановившись, обернулся к залу лицом и посмотрел на всех долгим-долгим тяжелым взглядом. Немногие относительно трезвые, понимая, что произошло что-то ужасное и боясь Жору-Людоеда, сидели оцепенев.
– А этот… Совиньи? Где он? Что с ним? – спросил Жак.
– Там масло для чебуреков кипело… Много масла. Целый котел, – тяжело сказал Жора-Людоед так, что теперь вся шашлычная слышала. – Я его взял за бока и толкнул туда. И он туда головой…
– А-а!.. Понимаю! Чебуреки ведь жарят в кипящем масле!..
В этот момент на пороге шашлычной появилась фигура в длинном плаще и с головой, целиком замотанной черным шарфом.
– Господи! Что это? – нервы у Жоры-Людоеда не выдержали, так что в какой-то момент он от ужаса чуть было не осел без сознания на пол.
Фигура принялась медленно разматывать шарф и вот… Оказалось, что в шашлычную вновь вернулся тот, кто изображал из себя старуху Юнникову. Сообразив, что произошло что-то ужасное, моментально сопоставив подробности, самодеятельный артист в первую минуту точно бы задохнулся, а затем закричал:
– Ошибка! Актер!.. Актера убили! Это была ошибка! Он только разыгрывал все это! Это же тонкий замысел был… Чтобы показать… Чтобы тему показать! Какой ужас! Что же это произошло такое?! Он же вовсе не был злодеем! Он был всего лишь актером! Самодеятельным актером!
– Боже! Что за безумие?! – вскричал Жора-Людоед и поспешил в гардероб. – Что за ужасный вечер?! Я больше не могу одолевать все это!
Но в эту секунду тот, кто изображал старуху Юнникову быстро замотал голову черным шарфом, чтобы вновь уйти из шашлычной и ринулся к выходу, как раз в сторону остановившегося, чтобы натянуть на себя куртку, Жоры-Людоеда. Актер словно бы на Жору-Людоеда хотел наброситься, чтобы вцепиться в него, начать рвать на части. Словно это был не актер, а замотавший голову Совиньи.
– Прочь! Прочь, чертово чучело! – закричал беглец из «Матросской тишины». – А не то я тебя сейчас…
– А-а-а! – закричал самодеятельный артист, в свою очередь ужасно испугавшись, что и его как-нибудь прибьют, и шарахнулся обратно в шашлычную.
– Сумасшедший! – закричал ему вслед Жора-Людоед. – Прочь! Прочь от меня! Хватит с меня того, первого, – Совиньи!
И уже Жаку, немного овладев собой, но с трясущимися руками, Жора-Людоед быстро проговорил:
– Тоска меня одолевает! Тоска! Здесь только единственное: ужас перед болезнью и смутная догадка, что болезнь – это вовсе и не болезнь, а что-то невыразимое, страшное. Дьявол какой-то, можно даже вообразить. Хотя, конечно, это не дьявол. И кругом вертятся целые истории. Кружатся. А вокруг чего? Кружатся вокруг одной-единственной вещи – сумасшествия. А оно, это сумасшествие, словно улыбается жуткой улыбкой и говорит: «Верь, верь, дурачок, что я – Сумасшествие!» Значит, нет! Но тогда – что?! Тайна… Загадка… Невыразимое… Я, Жора-Людоед, сейчас сказал мысль, о которой всем людям надо денно и нощно думать. Когда люди эту загадку разгадают, наступит Конец Света. Опасны как совершенно больные, так и совершенно здоровые. И только мы – полусумасшедшие и полунормальные – обречены всю жизнь мучиться, истину искать и разгадывать загадку, которая, будучи разгаданной, приведет к Концу Света. И мертвые восстанут из гробов. Нет такого понятия – сумасшествие! Нет. Есть что-то другое. Но что?.. Жакушка! Бегом отсюда! Бегом!
Тут известный вор схватил товарища за рукав, и Жора-Людоед и Жак, накидывая на ходу протянутые услужливым гардеробщиком пальто, выбежали из шашлычной на улицу. Там они впрыгнули в первое остановившееся такси и поехали по адресу, названному Жорой-Людоедом. Впрочем, Жора-Людоед предупредил таксиста, что адресов им объехать предстоит несколько, и путешествие, скорее всего, предстоит долгое.
Отъезжая, Жора-Людоед увидел, как из двери медленно, неуверенно выходит слепой скрипач и шарит перед собой руками.
В это время в шашлычной самодеятельный артист передавал в рацию:
– Да, конечно, Жора-Людоед – человек яркий!
И тут же он прокричал оркестру народных инструментов, что был в шашлычной:
– Эй!.. Оркестр! Гимн в честь Жоры-Людоеда!
– Мы не знаем, что такое «гимн в честь Жоры-Людоеда», – проговорили музыканты.
Рядом с оркестром сидела какая-то компания – три человека и о чем-то оживленно переговаривалась.
Глава XXV
Таборский слышит репортаж старухи Юнниковой из шикарного ресторана
Между тем мы вынуждены вернуться назад, в тот самый момент времени, когда хориновец, подделывавшийся под старуху, объявил, что он (а вернее, она) – это Юнникова, и знаменитый актер Лассаль – это его (а вернее, ее) племянник. Мы должны посмотреть, что произошло в этот самый момент в зале самодеятельного театра «Хорин», потому что как раз в этот момент там кое-что произошло. Впрочем, мы вернемся в зал «Хорина» даже чуть-чуть пораньше, до того, как «госпожа Юнникова» произнесла эти свои, такие важные слова.
– Ну что ж… Мое приглашение вы не приняли. Не знаю, может быть, вам интересно поприсутствовать на нашей репетиции – оставайтесь! – проговорила женщина-фельдшер.
– Да. Да, я, конечно бы, с удовольствием поприсутствовал… – это Таборский.
– Конечно. Ведь сейчас будет следующий эпизод. Господин Радио станет представлять нам отчет о поездке в Ригу. До этого он только начал, только затронул эту тему. Была показана лишь прелюдия, заставка, интермедия. Но теперь… Теперь действие пойдет в полном объеме! – женщина-фельдшер все еще питала слабую надежду, что Таборский, если и отказался принять ее приглашение, то уж, во всяком случае, побудет на хориновской репетиции чуть подольше.
– Это все очень здорово, но я не могу. У меня есть еще одно дело. Я должен встретиться с двумя своими приятелями. Они тоже, как и я, приехали с Севера, – сказал Таборский. – Мне необходимо позвонить. Я мог бы воспользоваться одним из ваших мобильных телефонов? У меня нет своего.
– Мобильный телефон… – женщина-фельдшер поискала глазами по залу мобильный телефон, но нигде его не обнаружила. – Надо спросить у Господина Радио. Уверена, он не будет против. Где же он? Минуточку…
Она побежала искать Господина Радио, который как раз в этот момент куда-то отлучился.
Между тем на одном из стульев, стоявших в зрительном зале «Хорина», где и находились в этот момент Таборский и женщина-фельдшер, стояла рация, которая все это время была включена на прием. Из нее постоянно доносились голоса хориновцев. Вокруг рации сгрудились несколько участников хора, с напряжением следивших за событиями, репортажи о которых вели из разных точек Лефортово, и не только из него, многие хориновские энтузиасты. Как раз сейчас был тот самый перерыв в показе действа в аэропорту, который, как сказал Господин Радио, требовался для до-воплощения в сценическую форму одной, как он изволил выразиться, «детальки». На Таборского и женщину-фельдшера сидевшие и стоявшие вокруг стула с рацией участники театра не обращали никакого внимания. Им сейчас было не до беседовавших гостя и Светланы. В числе голосов, доносившихся из рации, был, естественно, и голос того самодеятельного артиста, что изображал из себя старуху Юнникову.
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 161
