голос надламывается, — очень горжусь тем, каким ты стал.
Мы следуем за его взглядом прямо к Кэптену.
Взгляд Кэптена, чьи глаза открыты и затуманены, прикован к Коннору Перкинсу, человеку, который пожертвовал своей жизнью, чтобы спасти его, — мальчика, что поклялся никогда не признавать существование этого мужчины.
Они удерживают взгляды друг друга, отец и сын, пока Перкинс не издает свой последний вздох.
Он умирает у Роланда на руках.
Глава 37
Кэптен
Рэйвен снимает свитер со своих плеч и накрывает ним тело Перкинса, когда мой отец кладет его на землю.
Я оглядываюсь на вход в домик у бассейна, и Ройс забегает внутрь, чтобы проверить Зоуи.
Моя голова откидывается назад на колени Виктории, и она сломлено улыбается.
— Мне так жаль, — шепчет она.
Я качаю головой, поднимая руку, и ее лоб опускается, встречаясь с моим.
— Это не твоя вина, детка.
Ее глаза опускаются.
— Мэддок — зову я, протягивая руку.
Она отстраняется, вставая на ноги, когда Мэддок рывком притягивает меня к себе, удерживая там мгновение, пока я не начинаю твердо стоять на ногах.
— Все хорошо, дружище? — смотрит он на меня. — Он вырубил твою задницу пистолетом, а затем ты ударился головой о камень, когда упал.
Мои глаза скользят к неподвижным ногам Перкинса, накрытого тонким хлопком, и я сглатываю, отвернувшись.
— Да, все нормально.
Отпустив его, я подхожу к телу Майка, сосредотачивая взгляд на дыре от пули прямо между его глаз.
Я оглядываюсь на Мэддока, и он кивает.
Он нажал на курок.
Шины визжат перед домом, и лицо Мэддока сникает, но Ройс выбегает с криком:
— Это Мейбл!
Он подбегает к нам, переводя взгляд с одного тела на другое.
— Она пришла поиграть с Зоуи, отвлечь ее внутри, пока мы… прибираем.
Отец достает телефон.
— Я позвоню Джеймсу, у него есть человек для этого.
— Нет, — говорит Виктория, и наши взгляды обращаются к ней. — Джеймс больше не главный. — Она смотрит на Ройса. — Им есть, кому позвонить.
Ройс хмурится, но затем кивает, и телефон уже в его руках.
— Эй, Сири, позвони Маку, — произносит он, уходя.
Маку понадобилось меньше двадцати минут, чтобы приехать. Андре и еще пара других парней прямо за ним.
Они ждут у края травы, пока он проходит, но он не смотрит на нас.
Он идет прямо к мертвому телу Майка и натягивает на его голову черную лыжную маску.
Только когда он встает, спрятав доказательства того, кем является этот человек, подходят остальные.
Они не смотрят ни на что, кроме тел, поднимают их и уносят прочь без единого слова.
Виктория вздыхает, ее руки тянутся к голове, и она тяжело вздыхает.
— Что за черт? — исходит от Рэйвен, и мы поворачиваемся, обнаруживая ее смотрящей на Викторию. — Что это?
Виктория нахмуривается, и затем опускает глаза, наши следуют за ней.
Мое тело замирает, и мы смотрим друг на друга.
Ее шея покрывается красными пятнами, руки опускаются, готовые скрыть то, что мы уже увидели, но тут же падают по бокам.
Ее плечи расправлены, и, глубоко вздохнув, Виктория хватается за изорванную футболку и стягивает ее через голову.
— Твою мать, — шепчет Ройс.
Шрам за шрамом тянутся по ее животу без определенного порядка и общего размера. Разрез за разрезом, но ни один из них не настолько глубок, чтобы кожа покрылась буграми. Хотя каждый достаточно выступает, чтобы до него можно было дотронуться.
Но это не то, что увидела Рэйвен. Не то, что приковало наши глаза.
Прямо под линией бюстгальтера самым элегантным шрифтом на ее коже набита строчка, крупные четкие буквы. Каждое слово так же ясно, как и следующее.
Она начинается в правом крайнем углу и, подобно волне, поднимается и опускается в идеальной синхронизации с ее изгибами, заканчиваясь у грудной кости.
Семья — это не только общая кровь.
Мои глаза поднимаются к ее, ноги бессознательно несут меня ближе.
Ее улыбка небольшая и напряженная, неуверенная.
Она облизывает губы.
— Когда я была маленькой, я не знала, кем была или почему я жива. Моя горничная и учительница называли меня Девочка, Майк звал меня Садовницей. — Она смеется, но грустно.
— Он был тем мальчиком, твоим другом там, с которым ты говорила через стену, так ведь?
Она кивает.
— Я узнала об этом позже. Меро подбросил Майка в поместье Грейвенов, надеясь, что он найдет меня, и он нашел. Переехал жить к нам через пару лет, когда Меро убедился, что я ему полностью доверяю, — делится она. — Даже после этого, он все равно называл меня так, как знал.
— Перкинс, — говорю я. — Он сказал, что до Меро у тебя не было личности…
— В день, когда он пришел за мной, на обратной дороге к его дому Меро сказал мне «у каждого есть свое место в мире, и ты только что нашла свое». — Ее глаза тускнеют, и она поднимает их, чтобы встретиться с моими. — Он сказал мне свое имя, и тогда дал мне мое.
— Он был Брейшо, когда ушел… — протягивает Мэддок, переводя взгляд с ее тату на меня.
— По мнению Меро, он всегда был им. — Ее глаза бегают между моими. — Даже когда он заложил своего собственного сына Грейвену, чтобы они вырастили его.И даже после, когда он еще больше привязал себя к ним, взяв меня.
У каждого есть свое место в мире, и ты только что нашла свое…
— Брейшо, — шепчу я. — Он дал тебе свою фамилию, нашу фамилию.
Она кивает.
— Он сказал, что я должна заслужить, чтобы это было правдой, что я и сделала. А потом я приехала сюда и поняла, что была полной противоположностью тому, что значит принадлежать к такому месту, как это.Моя цель изменилась за одну ночь, и ничто никогда не казалось более... правильным.
Вдруг я стою перед ней, костяшки моих пальцев на ее подбородке, но мне не нужно поднимать его, она сама делает это для меня, глядя мне прямо в глаза.
— Я знал, что ты предназначена для меня, — хриплю я, пробегаясь кончиками пальцев вдоль ее татуировки.
— Дойти до этого не должно было быть так сложно, — шепчет она, кладя ладони мне на грудь.
— Ага. — Я
