Постепенно к ней возвращалось восприятие реальности, но она отказывалась приходить в себя, понимая, что ее ожидает невыносимая боль. Вокруг раздавались голоса, кто-то двигался, но разум ее отстранился от окружающей действительности и отправился в путешествие по собственной дороге воспоминаний, полных радости и печали. Она видела Аддиса — его лицо в самые разные моменты и настроения, — но чаще всего нового Аддиса, который предстал перед ней во дворе прошедшей ночью. Глубокое разочарование не давало ей сил открыть глаза даже тогда, когда подходившая женщина вытирала ее лицо влажным платком и осматривала раны.
Она вспомнила Брайана, уезжавшего рядом с человеком, которого она считала отцом мальчика. Но он оказался сыном Саймона, и Аддис уже тогда знал это. Ее не обидело то, что она прожила четыре года, полагая, что защищает ребенка, который, как выясняется, совсем не нуждался в защите. Радость, которую она познала, отдавая мальчику всю свою любовь, была сильнее, чем разочарование от правды. Не страшно, что цель нескольких лет ее жизни оказалась фальшивкой. Но вот то, что Аддис отнял у нее ребенка, спрятал его под присмотром чужих людей, рискуя оставить его в полном одиночестве в случае своей смерти; то, что он лишил ее столь светлой части жизни лишь для того, чтобы использовать мальчика в качестве козырной карты в игре против Саймона… Это красноречиво характеризовало Аддиса, и ее сердце сжалось от боли. Ей показалось, что она не сможет простить его за такое отношение к судьбе мальчишки.
Какие-то звуки все настойчивее вторгались в ее сознание. Она поняла, что лежит в Солнечной комнате. До нее доносились мужские голоса, кто-то входил и выходил из комнаты, низкий голос Аддиса отдавал поспешные распоряжения. Она повернула голову в его сторону и силой заставила себя приоткрыть глаза.
Аддис снял доспехи, набросив легкий плащ. Он сидел в кресле лорда и обсуждал что-то с сэром Ричардом. Казалось, древний мастер, делая кресло, заранее знал, кто в нем будет сидеть. Аддис. Гордый, сильный, могущественный. Сохранить честь семьи Валенс мог только сильный человек; без сомнения, в этом он унаследовал черты своего отца Патрика. Мойра же любила в нем те скрытые качества, проявление которых теперь станет невозможным. С этого момента в нем будет преобладать человек, которого все видели сегодня ночью и боялись.
Он заметил, что она смотрит на него, и жестом указал Ричарду отойти в сторону. Она видела, как Аддис подходит к кровати и останавливается возле нее. Он погладил ее по щеке.
— Ты тяжело ранена, Мойра, но служанки говорят, что, по их мнению, у тебя нет внутреннего кровотечения. Ты скоро пойдешь на поправку.
Она не думала, что когда-нибудь ей будет лучше.
— Саймон?..
— Он набросился на нас обоих с кинжалом. Поступок сумасшедшего, я ведь был одет в стальные доспехи. Лезвие задело твое плечо, но рана неглубокая.
— Ты убил его?
— Не я — крестьяне. Они напали на Саймона, как только он бросился на нас. Он был уже мертв, когда я пробрался к нему через толпу, — рыцарь наклонился и поцеловал ее в лоб. — Мне надо сейчас идти во двор и позаботиться о том, чтобы люди получили обратно свой скот и все остальное по справедливости. Отдыхай, любовь моя.
— Ты попросишь Рэймонда прийти? Я бы хотела поговорить с ним.
Он кивнул головой и повернулся к выходу. Она подняла руку, чтобы остановить его.
— Поцелуй меня, Аддис.
— Я сделаю тебе больно.
— Пожалуйста, поцелуй меня.
Он осторожно прильнул устами к ее разбитым, опухшим губам и оставил на них нежнейший поцелуй. Слезы засверкали в ее закрытых глазах совсем не из-за боли. Он остался здесь, ее Аддис, смущенный и одинокий Аддис, влюбившийся в крепостную. Их тепло связывало их довольно долго, и она чуть не потеряла самообладание. Она наслаждалась этим чувством, пытаясь навсегда запечатлеть его в памяти. Посторонний звук прервал их. Она посмотрела влажными глазами на Томаса Уэйка, который стоял возле дверей. Аддис выпрямился, внезапно преобразившись в лорда Барроуборо, грозного воина, который смог захватить крепость ночью за три часа и держал в заложниках ребенка в борьбе за власть. Оба мужчины вышли, оставив ее в Солнечной комнате одну.
Все было так, как она предполагала. Узелок на веревочке его жизни снова завязался. Она ему больше не нужна, действительно не нужна. И наступил тот определенный момент, которого она опасалась, когда она либо должна покинуть его, либо уйти в тень. Глубокие вздохи, при помощи которых она пыталась бороться со своими слезами, мучили ее израненное тело. Облегчение пришло к ней только тогда, когда она заставила себя думать не о прошлом, а о будущем, о том, что ей предстояло.
Когда пришел Рэймонд, она уже приняла решение.
— Ты слышал? — спросила она. Он нахмурился и кивнул головой.
— Он сказал, что уверен.
— Он отдаст Брайана тебе? Ты ведь его дядя.
— Я еще его об этом не спрашивал, но боюсь, что нет. Правда его рождения всегда будет неопределенной. Аддис может отречься от него, но нет никаких других доказательств, кроме слов самого Аддиса. Когда Брайан вырастет, он может оспорить это, что будет опасно для власти законных наследников.
— Мужчина никогда не откажется от своей крови. Несомненно, Аддис прав.
Рэймонд пожал плечами.
— Вероятно. Но это могло быть его последней местью Клер. Говорят, она отвергла его, и я знаю, что она сопротивлялась браку. Если он ненавидит ее за это, то, возможно, не захочет сделать ее сына своим наследником.
Может ли он поступить так? Его отношение к мальчику не улучшилось, и он сказал как-то, что всякий раз, когда видит Брайана, он видит предательство.
— Ты знаешь, где он?
— Нет.
Она тоже не знает. Но она видела, в каком направлении они отправились, и знает время, которое потребовалось, чтобы привезти Брайана в укрытие.
— Я хочу сейчас же уехать отсюда, Рэймонд. Ты мне поможешь?
Он был ошарашен.
— Ты в неподходящем состоянии для поездки, Мойра. И Аддис…
— Сегодня, Рэймонд. Сейчас. Как только ты сможешь договориться о повозке. Несколько крестьян довезут меня туда, куда я хочу. Тебе не придется сопровождать меня.
— Мойра, ты ранена, у тебя шок. Ты любила мальчика, и эти новости беспокоят тебя. Подожди и поговори с Аддисом.
— Да, эти новости беспокоят меня! Но меня также беспокоит осознание того, что он захочет бросить Брайана, где бы он ни находился, оставить ребенка в одиночестве и лишить его родительской любви. Мне все равно придется уйти. Я пообещала, что увижу, как он входит в эти ворота и садится в это кресло, и я сдержала свое обещание. Новости о Брайане только укрепили мое решение.
Рэймонд вздохнул и покачал головой.
— В тебе всегда было гордости, как в троих вместе взятых женщинах, и ты делаешь черт знает что. Он не простит тебя, да и меня за то, что я помог тебе.
