кабинета. Пережитый шок запустил новую линию размышлений. Грин пытался ухватиться за ниточку, получалось не очень. Но если все-таки попробовать?
Что известно точно? Анна — ключевая жертва, все выстроено вокруг нее. В вечер смерти примерно час она проводит с бывшим мужем. Потом Бальмон уходит (предположим, что он не лжет), оставляя ее одну в шикарном доме. Дальше приходит убийца. Так как на теле Анны нет следов борьбы, она его знает. На фото папарацци из клубов Анна запечатлена и с Мейсоном, и с Кеппелом-младшим — значит, оба под подозрением. Как и все те, с кем она встречалась больше, чем один раз.
На следующий день после Перо погибает танцовщица. Ее жизнь неинтересна, смерть тоже. Никакой помпезности: сняли скальп, бросили. И именно в этом ключевая разница — убийца не устраивал шоу. Как будто и снятие скальпа — это навязанное действо. Как будто оно не укладывалось в его собственные желания. Как будто это нужно. Как будто ему можно убивать, отпускать себя только в том случае, если он делает это так, как велено. Надо зафиксировать эту мысль.
Хорошо. Дальше Ребекка Грант. И снова показуха: парк, молитвенная поза. Быстрая смерть без страданий и без насилия. Здесь инородное тело — лента. Нет изящества намека, нет…
Рабочий телефон зазвонил. Грин приглушенно выругался и взял трубку.
— Проходная. Детектив, тут к вам пришли.
— Кто на этот раз?
— Спуститесь, пожалуйста. Он утверждает, что подкинул ленту к телу. О чем вообще речь?
— Я уже иду.
Сорвавшись с места, детектив по лестнице бросился вниз. На проходной стоял парнишка. Весь белый как смерть, волосы грязные, редкие. Не нужно было работать в отделе по борьбе с наркотиками, чтобы узнать в нем очередную жертву «луны». Парень переминался с ноги на ногу, то ходил, то замирал, будто увидев самый страшный кошмар, его рот непроизвольно кривился, как на картине Мунка. Взгляд бегал по помещению. Но стоило ему сфокусироваться на Грине — парень распрямил худющие плечи, его глаза приняли осмысленное выражение.
Через десять минут он, опасливо глядя на детектива, пил большими глотками крепкий кофе. Грин сидел напротив, радуясь, что допросные оказались свободны. От паренька неприятно пахло, он выглядел так, как будто сейчас упадет и начнет биться в припадке. Но магические слова «я, я подкинул ленту» заставляли терпеть все. И ждать.
Наконец, с кофе было покончено.
— Я могу включить диктофон?
Парень посмотрел на устройство так, будто оттуда должна была выпрыгнуть змея, но взял себя в руки — хватился за предплечья нервными пальцами и сосредоточенно кивнул. Движения давались ему с трудом. Детектив заметил испарину на лбу. Ломка? Просто последствия наркотика?
Аксель проговорил под запись место и время допроса, а потом спросил, как зовут паренька.
— Я Бази.
— Для протокола нужно полное имя и фамилия.
— У меня нет фамилии. Я бездомный. Я Бази. Без дома. Без улицы. Без имени. Я Бази.
Задохнувшись от такой длинной фразы, паренек замолчал. Грин сделал пометку в блокноте.
— Расскажи, зачем ты искал меня, Бази?
— Бази ничего не помнит. Бази хочет быть лучше. Бази очень плохо.
Ну вот только сумасшедшего нарика ему не хватало. Аксель раздраженно посмотрел на паренька, но тот глядел в стол, раскачиваясь на стуле.
— Я не сделал ничего плохого, — снова перешел на первое лицо парень. — Мне просто дали ленту. Сказали, она там молится. Меди… тиру… меди… молится.
— Медитирует?
— …дитирует.
— Кто дал тебе ленту?
— Я не виноват! Мне очень больно. Детектив. Вы добрый детектив. Можно мне лекарство? — Парень резко вскинул голову, его глаза лихорадочно блестели, но Аксель не пошевелился и даже не изменился в лице. — Один маленький укольчик. Полиция же платит за сведения? Я знаю, у вас тут целая гора «луны». Я заслужил награду?
— Пока ты не сказал ничего полезного.
— Мне так больно, — захныкал парень, и Грин начал злиться.
— Я сейчас уйду, — пригрозил детектив.
Парень умолк. Снова принялся раскачиваться из стороны в сторону, бормоча себе под нос совершенно бессвязные фразы про «луну», боль, ленту и то, что это так странно — молиться в парке без одежды. И что лента — это всего лишь невинный кусок ткани. И что у человека, который ее ему дал, была «луна», пять капель! Пять! Он был счастлив, а сейчас так больно и плохо.
— Кто дал тебе ленту?
— Не видел, не помню, не знаю. Чистотой пахнет.
«Чистотой пахнет». Охренеть подсказка. Ну, по крайней мере, гипотеза, что Кевина Мейсона подставили с Теодорой, верна. Только тот, кто это сделал, должен был точно знать: Кевин одержим. А еще знать, что Теодора и Авирона — одно лицо, — и это уже за пределами возможного. Или одержимость проявлялась в отношении именно Авироны?
Мог ли это знать Бастиан Кеппел? Теоретически — да. Он из старой родовитой семьи, его брат владеет половиной Треверберга, он сам известная личность, которой многие обязаны. Он дает работу, приносит в город деньги, стимулируя туристический поток. Он точно знаком с Теодорой, возможно, ближе, чем того требуют деловые отношения, возможно, вхож в ее семью. И точно имел миллион шансов познакомиться с Кевином Мейсоном. Мейсон руководит организацией почти всех крупнейших мероприятий в городе, а это значит — он мог работать с Кеппелом. Они могли подружиться, даже «сдружиться». Да, теоретически у них был шанс сработаться в паре. Для Бастиана триггером стала сцена смерти в деле Инквизитора. Для Мейсона — что-то другое, до этого пока еще не докопались. Психиатрическая экспертиза рано или поздно установит и причины, и следствия. Вопрос в другом.
В доме Анны Перо слишком много улик. На теле Мелиссы улик нет. Спермы тоже. На теле Ребекки нет ничего. Свидетелей нет, камеры ничего не засекли, но оно и неудивительно: они расположены только у главного входа, а парк на пятьдесят гектаров слишком зарос, он скорее похож на лес, чем на городской парк, его пронизывает несколько десятков тропинок,
