– Ну что, Руднев? – обратился Громов к пленнику. – Вы готовы? Или сначала требуется небольшая профилактика? Я знаю массу различных способов убеждения, поверьте.
– Что я должен говорить конкретно? – спросил Итальянец сдавленным от ненависти голосом.
– Я уже сказал. Если ваше выступление покажется недостаточно откровенным, то я пристрелю вас прямо на глазах у тысяч благодарных земляков. Но на миру и смерть красна. Так, кажется, в народе говорят, м-м?
Дальнейшее происходило буднично и скучно.
Проворный юноша с видеокамерой приблизился к бензовозу и несколько раз менял ракурсы, пока Итальянец с вымученной улыбкой обращался к телезрителям. Бурлаев не сомневался, что этому человеку пришёл конец. Отныне его фамилия и кличка будут вызывать лишь насмешливое презрение. Его прилюдно опустили, да так, что обратного хода не будет.
Если бы не золотая стрекоза, которую зоркий взор полковника Бурлаева высмотрел в дорожной пыли, он давно сунул бы пистолет в подмышечную кобуру, сплюнул и пошёл прочь. Но он остался на месте и дождался, когда остались лишь три человека: поникший Итальянец, Громов и юноша с видеокамерой, который почему-то не укатил вместе с коллегами.
«Не повезло тебе, сынок, – посочувствовал ему Бурлаев мысленно. – Не там ты оказался».
Громов распрямился на бензовозе и потянулся с таким видом, словно только что закончил утомительную, но очень важную работу, результатами которой он несказанно доволен. Прикинув, что до него не больше двадцати пяти метров, Бурлаев положил кисть правой руки на ладонь левой. Он целился Громову в голую грудь, чуть ниже крошечного медальона Осталось лишь задержать дыхание и плавно нажать на спусковой крючок. Стоящий во весь рост человек никак не успевал дотянуться до своей зажигалки, даже если бы очень поднапрягся перед смертью. Но после выстрелов полковника Бурлаева мало кому удавалось прожить хотя бы лишнюю секунду. В тире он творил настоящие чудеса.
Бурлаев убрал мешавшие обзору ветки. Ему показалось, что это было проделано совершенно бесшумно, но проклятый ротвейлер, который до сих пор неподвижно сидел в сторонке, неожиданно взвился и, хрипя от ярости, помчался прямиком к его укрытию.
Сначала – хозяина, а потом – его пса, – хладнокровно решил Бурлаев. Горячий воздух заполнил его лёгкие до предела. Указательный палец напрягся.
А потом все пошло кувырком.
Прострекотала короткая очередь, выпущенная соседом. Дорогу перечеркнула полоса взметнувшейся пыли. Громов, только что лениво стоявший на цистерне бензовоза в своей развевающейся на ветру синей рубахе, нырнул оттуда ласточкой, словно не укатанная дорога под ним расстилалась, а водная гладь. Он начал стрелять в полёте, успев выпустить две пули в молодого бандита, засевшего слева от Бурлаева, а одну – в него самого. А ещё два выстрела произвёл после того, как кувыркнулся через голову.
Бандит заверещал так отчаянно, что сразу стало ясно: не жилец. Бурлаев же собственного крика не услышал. Не успел осознать, что эта засада оказалась самой неудачной из всех, в которых он когда-либо сиживал.
* * *
Когда зазвучали выстрелы, Руслан метнулся в сторону, чтобы противники сдуру не прихлопнули и его.
Оказавшись на безопасном расстоянии, он с удивлением увидел, что мужчина в джинсах, проделавший головокружительный кульбит, цел и невредим, а заросли, из которых по нему вёлся огонь, почти неподвижны.
Чёрный ротвейлер держался рядом с человеком, сидящим в пыли. Прикованный к бензовозу губернатор Руднев, уткнувшись в выпуклый борт цистерны, прикрывал свободной рукой голову.
Человек поднялся во весь рост и, прихрамывая, сделал несколько шагов по дороге.
«Его фамилия Громов, – вспомнил Руслан. – Интересно, что общего могло быть у Людмилы с таким типом? Если она с ним спала, то за каким хреном ей понадобился я? В качестве десерта после чересчур острого блюда?»
Но философствовать было некогда. Руслан, оставшийся здесь ради редчайших кадров, которые могли принести ему если не Пулицеровскую премию, то главный приз в передаче «Вы – очевидец», спохватился и поднял видеокамеру.
Громов обернулся. Его взгляд без труда пронзил все линзы объектива. «Как пуля, которую он сейчас б меня выпустит», – пронеслось в голове Руслана. Но нет. Этот загадочный человек улыбнулся Руслану и даже подмигнул:
– Дубль первый, он же последний. Как тебе это чёртово кино?
– Нормально! – отозвался Руслан, у которого все равно не нашлось бы никаких других, более подходящих слов.
– Извини, но отснятую тобой плёнку придётся уничтожить. – Улыбка на лице Громова погасла.
– Да вы что! – заволновался Руслан. – Это же уникальный материал! И потом – вы все равно пару раз попали в кадр во время прямого эфира.
– Прямой эфир к делу не приложишь. Неси кассету сюда, – распорядился Громов. – В качестве компенсации можешь взять себе драгоценную вещицу, которая лежит у ног этого ублюдка. – Он указал пистолетом на безучастного пленника. – И поспеши. Через пять минут после моего ухода здесь будет полным-полно людей. Настроенных решительно и недружелюбно, имей в виду.
– Сейчас, – пробормотал Руслан, торопливо снимая все, что попадало в объектив его камеры. – Такие кадры пропадают!.. Жалко…
С одной стороны дорогу окаймляли густые кусты и деревья. С другой – тянулось пшеничное поле. Руслан охнул, когда сообразил, что за тёмное пятно рассекает жёлтую равнину. Это спешила на помощь боссу машина сопровождения, нашедшая обходной путь. Громов слишком далеко отошёл от бензовоза, и теперь ему нужно было как следует поспешить, чтобы добраться туда раньше охранников.
К изумлению Руслана, Громов не попытался исправить ошибку, а метнулся в противоположном направлении. Чёрный пёс, припустивший следом, походил на его стремительную тень.
Стрелять из открытых окон джипа начали ещё до того, как он вырвался на дорогу. Было ясно, что седоки не станут жалеть ни патронов, ни наглеца, посмевшего взять в заложники их хозяина.
Человеческая фигура, вынырнувшая из колосьев прямо перед радиатором зеленого внедорожника, взмахнула рукой. Кувыркающийся в воздухе предмет оказался вовсе даже не гранатой, как предположил Руслан, а самым обыкновенным топором. Врубившись в лобовое стекло, он заставил водителя вильнуть в сторону, и пули, выпущенные седоками, лишь измочалили несколько придорожных кустов, не причинив Громову ни малейшего вреда. Вместо того чтобы воспользоваться выигранными секундами для бегства, он неожиданно остановился, припал одним коленом к земле и, вскинув пистолет, заорал:
– Молодец, Ванька! А теперь ложись! Ложись, дурачина!
Джип не притормозил, не сбавил ход. Окружённый ореолом пыли, трухи и сухих колосьев, он прорвал жёлтый полог и буквально выпрыгнул на дорогу, подброшенный подвернувшейся под колёса колдобиной.
Высунутые из окон автоматы частили наперебой, и пыльные стёжки, оставляемые пулями, неумолимо приближались к одинокому стрелку, который открыл ответный огонь, держа пистолет обеими руками.
