а спереди – на уровне середины лба.
Шестнадцатилетняя леди Татцель, грациозное и подтянутое создание с небольшой, но заметной грудью и узкими, как у юноши, бедрами, излучала живость и энергию в такой степени, что, когда она проходила мимо, казалось, что она ступает по воздуху. Именно при ходьбе она проявляла самые привлекательные манеры, то и дело наклоняя голову набок с дрожащей на губах полуулыбкой, отвечавшей каким-то тайным, забавлявшим ее мыслям. Прическа Татцель походила на прическу ее матери и большинства женщин ска – волосы были ровно подстрижены поперек лба и чуть ниже ушей. Черты лица дочери герцога отличались приятной неправильностью, а нрав – пылкой непосредственностью в рамках традиционной сдержанности. Ее брат, лорд Альвикс, ровесник Эйласа, играл самую беспокойную и напряженную роль на сцене замка Санк. Он держал себя с преувеличенной чванливостью и придавал своим словам больше значения, чем другие. По словам Киприана, Альвикс доблестно сражался во многих битвах и, учитывая количество убитых им «двуногих», мог бы претендовать на рыцарское звание, даже не будучи представителем древнейшего рода.
Эйласу поручили самые низменные обязанности. Он должен был прочищать камины, драить каменные плиты полов, полировать бронзовые светильники и заправлять их маслом. Выполнение этих функций позволяло посещать почти все помещения замка, за исключением спален. Качество его работы вполне удовлетворяло Киприана, и Эйлас вел себя достаточно неприметно для того, чтобы Имбоден даже не вспоминал о нем. Каждую свободную минуту, однако, тройский принц посвящал обдумыванию всевозможных способов побега.
Киприан, по-видимому, читал его мысли.
– Собаки, собаки! Огромные, кровожадные псы! – напоминал он. – Их порода известна только ска; почуяв след, они никогда не прекращают погоню. Конечно, некоторым рабам удавалось бежать при помощи магических средств. Но ска тоже разбираются в чародействе и даже таких скалингов ловят.
– Я думал, волшебство в Скагане неизвестно.
– Кто знает? – спрашивал Киприан, пожимая плечами и разводя руками. – Я в этом не разбираюсь. Может быть, ска помнят какие-то древние ритуалы. Что правда, то правда: среди ска чародеи почти не встречаются; по крайней мере, я ни одного не знаю.
– Не могу поверить, что они согласны тратить столько времени и усилий на поимку беглых рабов.
– Может быть, ты прав и для них это не так уж важно. К чему им беспокоиться? На каждого беглого раба приходится сотня пойманных. Не чародеями, а псами.
– Разве беглецы не крадут лошадей?
– Были такие попытки, но они редко удаются. Лошади ска подчиняются только командам на скахаде. Когда простак-даот или ульф вскакивает на такого коня, конь не трогается с места, пятится и садится или начинает бегать кругами, брыкается и сбрасывает седока. Не надейся ускакать в горы, погоняя лошадь ска. Ты об этом думаешь?
– Я ни о чем не думаю, – сухо ответил Эйлас.
Киприан улыбнулся своей скорбной улыбкой:
– Поначалу я был одержим мыслью о побеге. Шли годы, и огонь, горевший у меня в груди, стал понемногу гаснуть. Теперь я знаю, что в моей жизни ничего не изменится, пока я не отбуду тридцатилетний срок.
– А Имбоден? Разве он не провел рабом тридцать лет?
– Его срок истек десять лет тому назад. Перед нами Имбоден изображает из себя свободного человека и ска. Ска считают его скалингом высшей касты. Он оскорбленный жизнью, одинокий человек. Проблемы его происхождения придают ему странный, даже извращенный характер.
Однажды вечером, когда Эйлас и Ейн ужинали баландой с хлебом, Эйлас упомянул о былой одержимости Киприана мыслями о побеге:
– Каждый раз, когда я с ним говорю, он об этом вспоминает.
Мрачно усмехнувшись, Ейн хмыкнул:
– Привычку думать о побеге я замечаю не только у него.
– Наверное, все это пустые разговоры, несбыточные мечты. Всем охота иногда поболтать о том, что могло быть и чего никогда не будет.
– Возможно. Тем не менее, если бы я собирался поспешно покинуть замок Санк, я не стал бы предварительно докладываться об этом Киприану.
– Согласен, это было бы излишней вежливостью. Особенно учитывая тот факт, что я знаю, как сбежать из замка Санк вопреки возмутительно дрессированным лошадям, кровожадным псам и доносчику-Киприану.
Ейн покосился на собеседника:
– Это ценная информация. Ты намерен ею поделиться?
– В свое время. Какие реки протекают поблизости?
– Только одну можно назвать рекой – Малькиш, примерно в трех милях к югу отсюда. Беглецы всегда спешат к реке, но она становится ловушкой. Тот, кто пытается спуститься вниз по течению к морю, гибнет в пучине порогов. Того, кто идет по пояс в воде вверх по течению, собаки ищут по обоим берегам и в конечном счете находят. Река тебя предаст; ска ее знают лучше, чем мы.
Эйлас кивнул и больше не обсуждал этот вопрос. Впоследствии, разговаривая с Киприаном, он упоминал о побеге только в самых отвлеченных выражениях, как о чем-то практически неосуществимом, и через некоторое время надсмотрщик потерял интерес к таким беседам.
Пока им не исполнилось одиннадцать или двенадцать лет, девочки ска мало отличались от мальчиков как внешностью, так и поведением. Только после этого они неизбежно менялись должным образом. Юноши и девушки общались беспрепятственно и без надзора – их вполне достаточно сдерживали формальности, повсеместно и ежеминутно диктовавшие поведение ска.
После обеда, если не мешала погода, в замке Санк молодые люди собирались в небольшом саду, устроенном с солнечной южной стороны, – там, в зависимости от настроения, они играли в шахматы или в триктрак, лакомились гранатами, подшучивали друг над другом в осторожной манере, которую другие народы считали натянутой и косной, или наблюдали за тем, как кто-нибудь соревновался с изощренным механизмом, известным под названием «карусель тумаков». Это напоминавшее вóрот устройство для тренировки фехтовальщиков, желавших придать выпадам точность и быстроту, награждало оглушительной затрещиной неловкого бойца, не успевшего поразить подвижную мишень и вовремя отскочить.
Лорд Альвикс, считавший себя непревзойденным мастером поединков с «каруселью тумаков», любил красоваться умением обращаться со шпагой и всегда был готов продемонстрировать свою удаль, особенно если Татцель приглашала в сад подруг.
Для того чтобы подчеркнуть ритм и грацию движений, Альвикс часто замирал в красивой позе, поднимая над головой выгнутую левую руку, после чего с неожиданным мелким топотом набрасывался на мишень, широко размахивая шпагой и сопровождая выпады боевыми возгласами на языке ска.
Однажды вечером два приятеля Альвикса уже получили по оплеухе от безжалостной машины и теперь сидели, потирая синяки. Покачав головой с издевательским сочувствием, лорд Альвикс взял одну из шпаг, лежавших на столе, и накинулся на тренировочную машину с гортанными выкриками, высекая щепки из мишени и отскакивая назад, пригибаясь, уворачиваясь и всячески понося многострадальную карусель:
