если бы он всё ещё находился у них.
Но её отец быстро постарался, чтобы избавиться от ребёнка. Как я и думал, без меня он им был не нужен.
И по иронии судьбы, теперь он нужен мне.
Полина сидит на диване в отдельной комнате и смотрит на ребёнка, сидящего у неё на коленях. И прямо сейчас я ловлю себя на мысли, что я с безумным интересом наблюдаю за этим.
Если не врать самому себе, я думал, что она может испугаться и передумать, что всё ещё может переиграться, но кажется, я ошибался.
Полина смотрит на него влюблёнными глазами, словно не видела ничего прекраснее. И кроме умиления, меня ещё жутко выводит это. Выводит, как она улыбается, гладя его по коротким волосам. Как она шепчет ему что-то, не доносящееся до моих ушей. Мне хочется услышать, что он ему говорит. И мне хочется продолжать смотреть на неё.
Теперь мне сложно будет ужиться с осознанием того, что придётся делить её. Делать её взгляд, прикосновения, любовь с ребёнком.
Кажется, я совсем свихнулся, но это так.
— Станислав Юрьевич, я всё понимаю, но решение суда не может быть принято в вашу пользу. Усыновление разрешено лицам не моложе двадцати одного года, а… — женщина замолкает, пытаясь подобрать верные слова. — Ваша супруга…
— Моей супруге нет двадцати одного года. Тем не менее, мы собираемся забрать этого ребёнка без решения суда.
— Понимаете, ещё и ребёнок проблемный…
Конечно, он для неё проблемный, раз его забрали и так оперативно вернули.
— Я понимаю даже больше, чем нужно. Я понимаю, что вы ранее воспользовались своим положением и отдали ребёнка в кротчайшие сроки другим людям без надлежащего контроля. Я всё понимаю, поэтому буду говорить один раз, а вы слушайте внимательно. Мы с моей женой забираем этого ребёнка, я сам решу все вопросы с судом и его документами.
У меня есть бесчисленное количество выходов на прокуроров, судей и другие формы власти. У нас будут документы о том, что это наш родной ребёнок.
— От вас всех здесь требуется только одно — делать вид, что ничего и не было. Ровно как в тот раз, когда вы его уже отдали другим людям.
Она смотрит на меня напуганными глазами, словно я взял её за шею и через несколько секунд она испустит дух.
— Поверьте, я могу уничтожить вашу жизнь и жизнь каждого, кто встанет у меня на пути. Не будьте врагом себе, я ясно выразился?
— Д-да, — несмело отвечает она. — Но если вы всё же захотите его вернуть, то…
— Этот ребёнок наш. Мы его не вернём.
— Я всё поняла.
Она отходит на несколько шагов назад, в какой-то момент я слышу, как дверь захлопывается. Я подхожу чуть ближе к Полине, но теперь уже мой взгляд перемещается на ребёнка. Он смотрит на неё с интересом в широко раскрытых глазах, почти изучающе. В какой-то момент его лицо озаряет улыбка и своей маленькой рукой он тянется к распущенным волосам Полины.
Он… гладит её?
Своими крошечными ладонями он проводит по её каштановым волосам. От этого жеста в уголках её глаз скапливаются слёзы. Определённо, это слёзы умиления, слёзы счастья.
Мне нужно сделать что угодно, чтобы видеть эту трепетную улыбку на её взволнованном лице.
Я не собирался принимать его, когда была вероятность, что он мой. А теперь, когда я точно знаю, что он мне не кровный, я забираю его себе и принимаю ради своей жены. Жалею ли я об этом? Или возможно, пожалею? Морально я не могу жалеть ни о чём, что делает счастливой Полину. А она просто светится от заполняющего её счастья. Честно говоря, я и представить не мог, что у неё возникнет такое желание, что она хочет стать матерью так рано.
Восемнадцать лет. Куча психологических травм, связанных с её родителями. Возможно, это и было ключевым фактором. Это и чувство вины, жалости, её доброта, но что бы ни было, мне плевать.
Она хочет разделить со мной путь по воспитанию ребёнка. Грёбанная честь для меня то, что я тот, с кем она может решиться на такое. С кем ей не страшно. В ком она видит опорчу и защиту для себя и… для него.
Для этого ребёнка. Нет, для нашего ребёнка, нашего сына, нашего первого сына.
— Стас? — восторженно шепчет она. — Он чувствует меня, ты видишь?
— Да, — твёрдо отвечаю я.
Он действительно чувствует её, как бы абсурдно для меня это ни звучало. В прошлый раз, когда я видел этого ребёнка в руках своей бывшей жены, он разрывал глотку от рыданий. А сейчас он прижимается к Полине, ласково гладит её и даёт ей сделать то же самое.
— Когда мы можем его забрать? Я так хочу забрать его прямо сейчас.
— Прямо сейчас, — подтверждаю я. — Мы заберём его прямо сейчас.
— Ты слышишь, что папа сказал? — чуть ли не плача спрашивает она. — Мы тебя заберём.
Меня передёргивает, когда моя жена называется меня «папой». Прямо в этот момент я действительно стал отцом этому ребёнку, стал ему опорой, стал человеком, на которого он всегда сможет положиться.
— Знаешь, — она поднимает внимательный взгляд на меня, — мы ведь даже не знаем, как его зовут.
И вправду, он для нас чистый лист.
Который мы заполним своим почерком.
— Как бы ты хотела его назвать?
— В каком смысле? Разве у него?..
— У него будут все новые документы. Мы теперь его родители, поэтому мы сами выберем ему имя. Теперь подумай, как ты хочешь назвать его.
Она смотрит на меня, словно я её бог, её собственный волшебник, её раб.
И я готов быть для неё кем угодно — богом, волшебником, рабом, тенью, прислугой. Кем угодно, лишь бы она всегда смотрела на меня так нежно, будто не может мною надышаться.
— Мне нравится Дамиан или… Может, Эмиль, — улыбается она, глядя на мальчика. — Тебе нравится? Дамиан Станиславович.
— Уверен, ему понравится, — я обхожу небольшой протёртый диван и становлюсь сзади, целуя свою жену в макушку. Наблюдать за тем, как она сюсюкается с ребёнком — слишком занимательное и забавное занятие. Даже я не мог подумать, что я буду настолько восхищён.
— А тебе? Нравится?
— Да, — я смотрю на ребёнка, который так же пристально наблюдает за мной. Такое ощущение, будто я для него какой-то неопознанный объект. — Мне нравится, как это звучит.
— И мне. Ты сделаешь ему новые документы?
— Да. В ближайшие дни все документы будут у нас.
Новые документы. С его новым именем. Для нашей с
