Перед направлением в штрафной батальон штрафника ставили перед строем его части (подразделения), после чего зачитывался приказ по дивизии или бригаде (корпусу, армии или войскам фронта соответственно), в котором разъяснялась сущность совершенного преступления. Офицеры, направлявшиеся в штрафной батальон, подлежали разжалованию в рядовые; государственные награды у них отбирались и на время пребывания их владельца в штрафном батальоне передавались на хранение в отдел кадров фронта. Штрафникам выдавалась красноармейская книжка специального образца, которая ограничивала право перемещения зоной ответственности их войсковой части.
При необходимости штрафники могли назначаться на должность младшего командного состава с присвоением званий ефрейтора, младшего сержанта и сержанта. В период пребывания военнослужащего в штрафной части прекращалась выплата денег его семье по денежному аттестату командного и начальствующего состава, выплачивалось лишь пособие, установленное указами Президиума ВС СССР от 26 июня 1941 г. и от 19 июля 1942 г. для семей красноармейцев и младших командиров.
Военнослужащий штрафного батальона, проявивший в боях мужество и самоотверженность, мог быть освобожден досрочно по ходатайству командования батальона, утвержденному Военным советом фронта. Все освобожденные из штрафного батальона восстанавливались в звании и правах. За особо выдающиеся боевые заслуги штрафник мог быть представлен к правительственной награде. В основном их награждали медалью «За отвагу», редко – орденами Красной Звезды или Боевого Красного Знамени. Звание Героя Советского Союза штрафникам старались вообще не присуждать, а если и присуждали, то только посмертно и в печати о том, что награжденный – штрафник, естественно, также не сообщали. Попасть же в штрафники было легче легкого: подслушал твой разговор с товарищем замполит, не так что-нибудь сделал, с ротным не поладил, все – штрафбат твой «товарищ». Летчики, направленные в штрафные подразделения, продолжали летать, но сбитые ими самолеты им не засчитывались, а отмечались как сбитые в других подразделениях…
* * *
Между тем в это же самое время первая партия танков «Матильда» прибыла из Англии в Австралию, где австралийцы принялись их прочно усовершенствовать. Дело в том, что японские орудия, как выяснилось, совершенно не пробивали их броню, но могли разбивать им гусеницы. Поэтому, чтобы еще больше обезопасить свои танки от снарядов японских орудий, которые часто открывали огонь из-за прикрытий практически в упор, австралийские инженеры усилили их защиту при помощи литых П-образных щитков, закрывавших их спереди, а погон башни защитили с помощью наварки броневого бруствера по всему периметру вокруг нее в обе стороны от люка водителя.
Несколько танков австралийцы оснастили бульдозерным отвалом, после чего решили поставить на них еще и противолодочный бомбомет «Хеджехог» («Еж»), соответственно доработав его для применения на суше. По сути дела, это был нормальный пушечный танк, у которого на корме устанавливался бронированный пакет направляющих для семи реактивных бомб. Вес одной такой бомбы достигал 28,5 кг, при этом вес взрывчатки «торпекс» составлял 16 кг. Дальность стрельбы достигала 200 м, а с двигателем большей мощности – 300 м. Подъемом пакета управлял водитель, имевший два индикатора, по которым он сообщал командиру о принятом угле возвышения. После выстрела первым снарядом командир корректировал наводку и мог вести уже залповый огонь. Чтобы защитить антенну танка от повреждения вылетающими снарядами, бомбу № 5 можно было выстрелить, лишь развернув башню с антенной в противоположную сторону. Всего таким образом было оборудовано шесть танков, которые в составе 4-й танковой бригады были даны в помощь американцам на остров Гуадалканал, где они себя очень хорошо зарекомендовали. Двадцать пять машин переделали в огнеметные танки, получившие название «Матильда-фрог» Мк. 1. Заряжающего радиста из экипажа убрали, а вместо него расположили бак на 150 галлонов загущенной огнесмеси, причем еще 100 галлонов смеси размещалось в сбрасываемом баке на корме. Теперь «Фрог» (что в переводе означает «лягушка») мог выбрасывать огнесмесь на 80—125 м (хотя на практике это расстояние чаще всего оказывалось ровно вполовину меньше), зато, конечно, его броню не могло пробить ни одно японское танковое или противотанковое орудие!
«Мы не смогли бы воевать в джунглях, если бы не эти танки», – рапортовали «наверх» австралийские офицеры-танкисты. Другим танком, идеально подошедшим для войны в джунглях, оказался, как это ни странно, английский пехотный танк Мк. IV «Черчилль», тогда как в России танкистам, воевавшим на них, сочувствовали… Вот, мол, какой плохой танк!
В течение последней недели августа противостояние англичан и немцев на территории Палестины достигло максимального накала, но первым никто не атаковал. Впрочем, Роммель был бы готов наступать, даже не имея перевеса в силах, однако ему не хватало горючего. В его распоряжении находилось 335 танков, однако 85 из них были итальянскими, а еще 70 были в ремонте. Фельдмаршала убеждали дождаться этих машин, но это означало опять ждать, а Роммель не желал давать англичанам даже малейшей передышки. Он намеревался ударить в самый центр британских позиций, окружить танками Иерусалим и разгромить англичан в Иордании. От этого удара, как он считал, им было бы уже не оправиться.
Поэтому уже утром 31 августа германские танкисты вновь услышали команду «По машинам!», и пыльная желто-серая лавина германской брони устремилась по направлению к Латруну. На железнодорожном переезде в Седжеде они встретили нечто неописуемое: британский бронепоезд, забронированный шпалами и бухтами канатов, с установленными на нем 37-мм пушками, снятыми с легких французских танков «Рено», и 47-мм орудиями со старых английских броненосцев постройки еще XIX века. Бронепоезд подверг наступающие войска ожесточенному обстрелу, но только лишь два танка были выведены из строя его огнем, так как снаряды к его орудиям, как оказалось, были сделаны из чугуна и они просто раскалывались от ударов о броню из крупповской стали.
Бронепоезд добили «штуки», и танки вновь покатились вперед. Тем не менее этого оказалось вполне достаточно, чтобы Монтгомери уже в начале дня понял, куда направлен главный удар нового германского наступления. Поэтому он тут же отдал приказ сразу двум бронебригадам 1-й бронетанковой дивизии поддержать южноафриканские войска, сражавшиеся за Латрун, так что уже к вечеру там вели бой шесть дивизий и множество танков с обеих сторон. Правда, Королевские ВВС все еще проигрывали в столкновениях с самолетами Люфтваффе, но зато новые американские танки «Шерман» показали себя с наилучшей стороны, пусть даже их и пришлось снять с очередного конвоя в СССР, только-только прибывшего в Басру.
Битва за Иерусалим
По другим сообщениям, 15-я германская танковая дивизия и итальянская дивизия «Ариетте» продвигались вдоль берега моря на Яффу, тогда как на левом фланге английская 50-я дивизия подверглась атаке со стороны Хеброна. Все было вроде бы понятно: немцы наносят удар на Латрун, чтобы прорваться затем к Рамаллаху и окружить английские войска в районе Иерусалима. Однако Монтгомери не учел коварства и хитрости Роммеля. Едва лишь только он получил сообщение о том, что сопротивление в Латруне растет, как с наступлением темноты тут же отправил 20-ю танковую и 14-ю моторизованную дивизии в пятидесятимильный марш-бросок на Абу Гохаш…
