это блядское дело.
— Здесь прям целый букет из всего самого дерьмового, что только есть — как в обычной полицейской работе, так и в сверхъестественной. — Согласилась я.
— Инцест. Блядь, я даже не хочу заносить это в свой отчет. Если Бобби суждено умереть, а Рэй и так мертв, я не хочу, чтобы это преследовало их в могиле.
— И Джоселин не нужно, чтобы такой шлейф тянулся за ней до конца ее жизни. — Заметил Эдуард.
— Но они же не кровные родственники. — Возразила я.
Ньюман с Эдуардом уставились на меня.
— С точки зрения закона это не инцест. — Попыталась аргументировать я.
— Я дважды перепроверил. Бобби было семь, а Джоселин — пять, когда ее мать вышла за Рэя. Их растили, как брата и сестру. Джоселин наверняка даже не помнит тех времен, когда Бобби не был ее братом. — Сказал Ньюман.
— Ты принимаешь слова женщины за правду только потому, что она плачет? — Уточнил Олаф.
Я уставилась на него.
— Хочешь сказать, она пахла так, будто врала?
— И да, и нет.
— Что ты имеешь ввиду? — Переспросил Эдуард.
— Она испытывала отвращение к Бобби. Его чувства к ней невзаимны. Она также пахла правдиво, когда сказала, что убила своего отца.
— Ты обвиняешь ее в том, что она винит себя в смерти отца? — Спросила я.
Олаф посмотрел вниз, на меня, и, наконец, сказал:
— Если ее версия правдива, то я понимаю, почему она может чувствовать вину.
— Но ты также сказал, что и Бобби говорил нам правду. — Напомнил Эдуард.
Олаф кивнул.
— Он верил в то, о чем рассказал. В нем не было лжи и сомнений, когда он говорил о любви между ним и его сестрой.
— Он сумасшедший? — Спросил Ньюман.
— Это решать судебному психиатру. — Ответил Эдуард.
— Если бы Бобби был человеком, мы бы отвели его к специалисту, но он верлеопард. Ни один врач не станет вести с ним терапевтические беседы. — Сказала я.
Ньюман привалился к своему джипу и опустил голову.
— Господи, я что, ошибался все это время? Бобби на самом деле убил Рэя?
Я шагнула к нему и коснулась его руки.
— Мне жаль, Ньюман, но если повариха и подруга Джоселин подтвердят ее слова, то ни один судья не добьется еще одного продления для этого ордера.
Ньюман уставился на меня — в его глазах застыло мучение.
— Но Бобби ли это сделал? Заслуживает ли он смерти?
— Если он болен, то может и не помнить момент убийства отца.
— Тогда мне придется пристрелить его. Он будет умолять меня пощадить его, верить в то, что он невиновен, а я убью его ни за что.
— Мне жаль, Ньюман. — Повторила я. Эта фраза казалась такой слабой и неуместной, но иногда только ее ты и можешь предложить другому.
Он начал плакать и, хотя я знала, что нарушаю этим кодекс мужских правил для копов, я обняла его, а Ньюман, потому что он был тем, кто он есть, обнял меня в ответ. Я держала его в объятиях, стоя посреди парковки, а он свернул все свои шесть с лишним футов офицера полиции у меня на руках и рыдал. Он, наконец, выплеснул свою боль, так что, возможно — только возможно, — теперь он будет в состоянии делать свою работу.
46
Когда Ньюман немного успокоился, Эдуард попытался занять мое место. Ньюман не обнял его так, как обнял меня. Может, это какие-то мужские приколы или, наоборот, женские? Эдуард напомнил Ньюману, что надо позвонить поварихе Маршанов и подруге Джоселин, которые обеспечили бы ей алиби, и узнать, сможем ли мы поговорить с ними в ближайшее время. Было любопытно, что Джоселин рассказала о домогательствах Бобби только одной своей подруге — Марси. Почему она не рассказала обеим? Ладно, разберемся. В конце концов Ньюман спросил, согласна ли я ехать обратно к шерифу вместе с Эдуардом и Олафом.
— Я, может, заскочу домой и проведаю Хейли, но задерживаться не стану.
— Конечно, Ньюман, делай все, что тебе нужно.
Он кивнул и даже слабо улыбнулся мне, а потом пошел к своему джипу. Мы втроем направились к внедорожнику Эдуарда.
— Кто такая Хейли? — Спросил Олаф.
— Его невеста. — Ответила я.
Олаф так сильно нахмурился, что этого было видно даже за его темными очками.
— Женщины делают мужчин слабыми.
— Я не уверена, что он действительно поедет к себе. — Сказала я.
— Он просто хочет побыть один. — Согласился Эдуард.
— Почему он не сказал об этом прямо?
— Гордыня. — Предположила я.
— Мы все. — Сказал Эдуард. — Если, конечно, он и правда сразу поедет в офис шерифа.
— Если бы Ньюман не использовал свою женщину, как оправдание, я бы уважал его больше. — Заметил Олаф, открывая дверь на заднее сиденье позади водителя. Он собирался сесть прямо за Эдуардом, как я его и просила по дороге в больницу. Приятно знать, что он просто сделал это и не стал спорить. В этот раз он правда старался ничем меня не выбесить.
Я пристегнулась, а Эдуард только успел завести двигатель, когда Олаф сказал:
— Я считаю, что ты делаешь Ньюмана слабее.
Я повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на Олафа. С ним и правда было легче разговаривать, когда мы сидели по диагонали.
— Слабее? О чем ты?
— Некоторые мужчины демонстрируют свои эмоции и слабости перед женщинами, но они никогда не сделают этого перед другими мужчинами. Ньюман должен быть сильным, а не слабым, как сейчас.
— Со вторым согласна, а вот с первым — нет.
— Ты — женщина. Ты не понимаешь, какое влияние ты способна оказывать на мужчин.
Эдуард начал потихоньку выруливать с парковки.
— Это еще что значит? — Поинтересовалась я слегка раздраженным тоном.
Олаф нахмурился.
— Именно то, что я сказал.
— Это не ответ. — Возразила я.
Эдуард сосредоточился на том, как вывести нашу машину с больничной парковки. Он даже не попытался встретиться взглядом ни со мной, ни с Олафом. Поскольку я сидела прямо рядом с ним, ему приходилось прилагать усилия, чтобы не смотреть на меня.
— Ты что, нарочно избегаешь этой дискуссии? — Поинтересовалась я.
— Тебе не понравится мое мнение.
— Ты прикалываешься?
— Олаф дело говорит, Анита.
— Вот уж чего не ожидала, так это что ты с ним согласишься. — Удивилась я.
— Знаю, что не ожидала. Поэтому я и не стал высказываться.
— Я была уверена, что сейчас ты будешь на моей стороне.
— Я на стороне Ньюмана, а его дела оставляют желать лучшего.
— Знаю. — Согласилась я. — Мне кажется, он не подходит для этой работы.
— Я не думаю, что ему хватит сил, чтобы убить свою
