— спросил я, и Степан отвел глаза.
— Ну, я не считаю, что Кошмары — это большая проблема, — уклончиво сказал братишка. — Как по мне, они могут сделать игру более настоящей.
— Что ты имеешь в виду?
Степа щелкнул пальцами, и рядом с его креслом появился черный пес размером с коня. Шерсть его была свалявшейся, а клыки, желтые, поломанные — оскалены.
Пес зарычал, и я едва не выхватил меч. Животное выглядело настоящим настолько, насколько это возможно, и первой мыслью было защитить от него брата.
— Об этом я и говорю, — слегка улыбнулся Степа и потрепал собаку по загривку, до которого едва дотягивался. Пес добродушно закряхтел. — Он выглядит по-настоящему реальным. Ты ведь не думал, что все ограничится птичками? Будут те, кто будет приходить сюда за сражениями с моими Кошмарами. Будут воры, грабители, убийцы, обманщики. Будут герои и те, кто защищает слабых. Будут торговцы, бюрократы и чиновники. Будут монстроловы и Легендарные кошмары, которых сложно или даже невозможно победить. Возможно, в награду за победу над ними люди будут получать артефакты, которые станут давать им силы поверженных кошмаров.
— Звучит интересно, — кивнул я. — Но ты хочешь создать обычный игровой мир, и пустить по нем героев, без всякого сюжета и квестов?
— Почему, по твоему, люди читают книги? — задал Степан слишком взрослый вопрос.
— Потому, что сказки похожи на жизнь, но лучше. Ты можешь получить чужой опыт, и для этого тебе не нужно выходить из дома. Это возможность на пару часов сбежать в другие миры. Выйти за рамки реальности и попасть в выдуманную вселенную, где в твоем распоряжении будут магия, драконы, эльфы и прочее. Причем ты однозначно будешь в главной роли. Победишь всех монстров, спасешь всех принцесс.
— Люди умудряются в реальном мире устроить драму, какой и в книгах не найдешь. Для того, чтобы им было интересно, чтобы закрутился-завертелся сюжет, им нужны те, с кем можно поиграть. Пара людей, желающих грабить, ограбят человека, который хотел собирать редкие травы. Вот тебе и конфликт, и драма. Любители гринда будут гриндить, любители знаний — рабираться в истории, которую я допишу на ходу. Если люди в рогалики играют, то в полноценный мир точно захотят.
Слишком взрослый ответ. И что это за пренебрежение в голосе?
— Степа, сколько ты провел времени в этом мире? — спросил я, подозревая, что знаю ответ.
— Не помню, — пожал плечами парнишка. — Я ускоряю время и раз за разом делаю мир лучше.
Черт.
— И во сколько раз ускоряешь?
— Ммм… Я не замерял. Примерно раз в сорок-шестьдесят.
Вот черт. Выходит, братишка уже вырос. И это прошло мимо меня, матери и сестры.
— Думаю, ты уже получил класс, а может даже титул, — сказал я. — На голом энтузиазме такой мир не выстроишь.
— Но как у меня получилось это сделать? — недоумевает Степа. — Я даже не был у Алтаря.
— Действиями. Правда, посмотреть свой статус ты не сможешь, пока не побываешь у алтаря, но это не помешает тебе творить.
Вондер брата я покинул в легком шоке. Парнишка за это время во-первых, повзрослел, а во-вторых, чудовищно изменился, если судить по вондеру.
А я и не заметил.
Я присел на ту же лавочку, и задумался. Может, мне, как и брату, стоит попробовать строить, а не ломать? Можно попробовать…
Вондер Михаила выглядел столь же серо и мрачно, как раньше. Только вот я мог его поправить, и уже знал, как буду это делать. Придется потратить на такое минимум неделю и прорву сил, но я смогу это сделать.
Сосредоточившись, я вливаю в вондер прорву собственной энергии и меняю мрачные очертания города. И… ничего не происходит. Резерв израсходован, но я не думаю, что вокруг стало хоть на процент светлее.
Выхожу, медитирую и снова появляюсь в вондере, чтобы снова не добиться результата. Но это только укрепляет мою решимость.
Я работал, как заведенный, исправляя искалеченную психику. Было сложно, особенно поначалу, когда казалось, что сколько света не лей в это место, мрака всегда будет больше. Но наконец сумрак на улицах начинает таять.
Фонари светят ярче, и их свет становится более теплым. Сквозь черноту неба прорываются робкие золотистые всполохи, постепенно разгораясь в сияющий яркий свет. Багровое зарево на горизонте гаснет, уступая место ласковому солнцу, заливающему черные кривые дома теплым живительным светом.
Кривые, перекошенные стены городских многоэтажек выпрямляются. Окна оживают, в окнах квартир я обнаруживаю цветные шторы, которых не добавлял — само подсознание Михаила было радо избавиться от постоянной жути. Ветхие башни и шпили идут под снос.
Снег и лед под ногами уже не пульсируют в больном ритме, а лежат ровным белоснежным ковром. Уже не кажется, что нечто огромное пытается вырваться из-под земли и сожрать этот город.
Вместо шепчущих гадости образов появляются птицы. Я уверен, что зайдя в рандомную квартиру, вижу на стенах фотографии довольных людей.
Улицы чисты. Я вижу парки, аллеи, куда приятно прийти и отдохнуть душой. Мрак и отчаяние покидают это место, уступая место теплу, свету и умиротворению. Воссозданный вондер теперь дышит гармонией, наполнен надеждой и внутренней силой, необходимой, чтобы оставшиеся душевные раны Михаила исцелились самостоятельно.
Статую убрать так и не удалось. При попытке разрушить ее вондер едва не развалился. Пришлось опустить ее глубоко под землю, где она не будет висеть над душой и мозолить глаза.
Результаты были. Инфантильность и зацикленность на отце, которая раньше давила на Михаила, прошла. Теперь с ним можно было общаться. Я даже познакомил его с остальными, хотя рядом с ним всегда был гоблин под невидимостью — на всякий случай. И директивы вроде «заснешь, если задумаешь навредить любому в этом осколке» я в его подсознании выставил.
— Я хочу поговорить с тобой о ритуале вашего рода, — сажусь я напротив парня. — О том, который помогает перейти с А-ранга на следующий.
— У тебя ничего не получится, — качает головой Михаил. — Тебя не послушается магия. Чтобы пройти через тот ритуал, нужно самостоятельно обрести свой класс. Нужно, чтобы у тебя в венах с рождения струилась собственная магия. Чтобы был талант к определенной ветви искусства. Я — именно такой человек. Твой брат — такой человек, я чувствую это. Но ты — не такой. Я знаю о тебе, мне показывали твое досье. Ты — ученый, гений, выдающийся человек, но ты стал таким
