Юля видела логику в словах Громова, но не понимала, как он поможет.
—Это факт,— поддакнул Дмитрий.— А кто тебя вербует, ФСБ или разведка?
—Не знаю. Это хрен говорил что-то про сманивание кадров на запад и интерес к разработкам Эдварда.
—Скорее чекисты,— хмыкнул Дмитрий.— Эти уберут, и рука не дрогнет.
—Ну мы еще поборемся… Не хотелось бы складывать яйца в одну корзину, но коли нам удалось собраться столь интимным кружком…— она вытащила из пальцев Сани сигарету и затушила.— Не выношу табачного дыма, с тех пор как бросила. Скажите мне, пожалуйста, куда вы ездили с Робертом в Москве ночью, и что за человек преследует его. Это может быть связано с тем, что мне предлагают?
—Не совсем,— вздохнул Дмитрий.— Но с тобой связано. Вернее, с твоим бывшим женихом.
—Просто удивительно, за какую мразь ты собиралась выйти замуж,— вставил Саня, почесав в затылке.
—Приличные-то все разбежались,— парировала Юля.— Дим, продолжай!
—Чего продолжать? У нас с тобой теперь есть общие враги,— Дмитрий заговорил тише.— Сейчас Рябой залег на дно, а твой наркобарон в больнице. Я готов спорить на что угодно, диск тебе еще аукнется. Даже в Лондоне. Ты встала на пути не у одного человека. Так что может и не так плохо заручиться поддержкой сильных мира сего перед отъездом в Лондон.
—Ты называешь это поддержкой?— усмехнулась Юля.
—Я называю вещи своими именами,— перебил ее Дмитрий.— Так что не спеши ссориться с Виктором, и не ходи одна по улицам. Даже с кирпичом за пазухой. Держись Роберта, коли выбрала его. Он нормальный пацан, хоть и англичанин.
—Отвезите меня тогда к нему,— Юля вновь взглянула на Саню, и отчего-то ей на память пришел первый их поцелуй на заливе: Громов также тогда смотрел на нее.
Юля вышла из зала, рассчиталась с Марселем, и уже через десять минут ребята высадили ее у входа в «Англетер». Она задумчиво посмотрела вслед отъехавшему «БМВ» и, оглянувшись по сторонам, заметила черную «волгу», притаившуюся за туристским автобусом, но прошла мимо, сжав кулаки и считая шаги до спасительного входа в гостиницу.
Сзади послышался звук открываемой двери машины.
—Юлия Андреевна, можно вас на минуту,— окликнул ее голос, который она запомнила навсегда.
Эдвард сидел в опустевшей палате на Юлиной постели, сжимая в руках забытый ею потрепанный томик Моэма «Театр». Стена холодила затылок, но разум, распаленный последними событиями, по-прежнему был далек от своего обычного состояния. Он не сердился на Юлю за ее метания. «Я — мужчина, и за все отвечать перед Богом и людьми придется мне. Но как забыть вкус ее губ, аромат кожи? Никогда больше мы не будем так близки с Джулией, как в эти дни. Я бы согласился остаться на всю жизнь в этой комнатушке, но лишь бы с ней. Почему она решила сбежать? Ведь здесь ей ничего не угрожало? Я дал ей полную свободу выбора, Роберт вернулся к ней. Что за очередной фортель с побегом? И сын пошел у нее на поводу»,— размышляя Эдвард, снял с пальца обручальное кольцо, чего никогда в жизни не делал. Оно выскользнуло из его пальцев, глухо ударилось о линолеум и закатилось под кровать.
Эдвард встрепенулся и полез доставать кольцо. Его внимание привлекла фотография, неведомо откуда попавшая сюда. Чтобы ее достать пришлось лечь на пол. На снимке нечетким очертанием проступил знакомый стройный силуэт с ружьем в руках. «Откуда это здесь?— Эдвард сидел на полу в растерянности.— Готов поклясться, этих снимков нет в Юлином семейном архиве. Значит кто-то принес ей это фото? Зачем? И почему она не предупредила меня? Не это ли причина бегства? Пойти к Виктору? А вдруг это он ей угрожает? Они как кошка с собакой». Вопросы лопались в голове как мыльные пузыри, и ни на один Эдвард не находил ответа. Они провели с Юлей бок о бок последние дни, но ни разу больше не заговаривали с ней о прошлом. Эдвард предпочел бы больше ничего не знать о том, как она жила до встречи с ним и его сыном.
Он вышел в ванную, умылся холодной водой и вернулся в комнату. Взгляд снова упал на книгу, она смотрелась одиноко в опустевшей, ставшей безликой, палате. В голове промелькнула мысль: «Почему из всех вещей она забыла эту?» Эдвард взял томик в руки и, с замиранием сердца, открыл первую страницу. На титульном листе ровными, с наклоном латинскими буквами было выведено: «Amicus certus in re incerta cernitur[1]».
—Верный друг познается в неверном деле?— перевел он и взялся за подбородок.
Вчера этой надписи здесь не было. Он знал Юлин почерк, и это была ее рука. Слова запрыгали у него перед глазами: «Похоже, ты намекаешь на Виктора. Почему все так сложно?— у Эдварда защемило сердце от тоски. Он захлопнул книгу и взглянул на часы, стрелки показывали восемь утра. Вздохнул.— Думаю, бастионы Джу рухнули этой ночью под натиском моего отпрыска, и для звонка двум помирившимся влюбленным рановато. А вот мой дорогой друг как раз должен быть у себя в кабинете». Он достал телефон и набрал номер Виктора.
—У меня есть к тебе серьезный разговор,— выдохнул в трубку Эдвард.
—Я забыл дома папку,— ответил не сразу друг.— Давай прогуляемся вместе. Встретимся у выхода из больницы.
***
На улице Эдвард без предисловий показал Виктору фотографию, найденную в палате.
—Я не думаю, что это из семейного альбома Джулии, скорее предположу шантаж. Откуда фото, Виктор?
—Следователь, может, выронил,— пожал друг плечами и, подняв воротник пальто, сунул руки в карманы.
—Нет, это исключено,— Эдвард остановился, вынудив тем самым Виктора тоже притормозить.— А вчера Джулия сбежала из больницы, и с документами ее какой-то стопор. Не знаю, как и почему, но чувствую дело плохо. Что ей грозит?
—После того, как она усыпила Татьяну, использовала не по назначению лекарственные препараты категории Б и похитила казенное белье?— улыбнулся Виктор, но во взгляде зеленых глаз скорее сквозила тревога.
Эдвард промолчал, и Виктор, оглядевшись по сторонам, тихо добавил:
—До тех пор, пока она рядом с Робертом — ничего.
—Не понял?— Эдварда бросило в жар.
—Своенравность Юлии-Джулии не знает границ,— нахмурился Виктор.— Но вряд ли с ней что-то случится, пока она не сбежит и от твоего сына.
—Зачем ей сбегать от него?— Эдвард нащупывал связь между поступками Юли и намеками Виктора, но не мог уловить, так же, как и причину взаимной неприязни этих двух таких разных, но ставших ему близкими людей.
