будет добраться до Дюнкерка. Тогда адмирал Сидония соединит свои силы с герцогом Пармским, и решится судьба Англии.
Что случилось потом, никто никогда не узнает, но, несомненно, произошло какое-то чудо, и благодаря ему Англия и весь мир были спасены.
Сила человека не смогла ничего сделать. Величайшие адмиралы и капитаны того времени, самые героические моряки проявили всю доблесть и мастерство, и, несмотря ни на что, великая Армада благополучно прошла через тысячи опасностей и была все еще непобедима. Не было ни одного англичанина, ни на корабле, ни на берегу, который в этот час не чувствовал бы тяжесть на сердце и не думал бы о том, что теперь остается только ждать конца и сражаться до смерти, когда он придет. И вот, в одиннадцатом часу, свершилось чудо, и Армада встала на якорь.
Это было необъяснимое безумие, но это случилось, хотя мы были настолько далеки от того, чтобы догадаться об истине, что чуть не догнали их, прежде чем узнали, что они остановились. Мы были так близко от них, что едва спасли себя и преимущество наветренной стороны, бросив якоря всего лишь на расстоянии пушечного выстрела от мириад огней, которые указывали, где находятся испанцы. Сеймур и Винтер присоединились к нам с дуврской эскадрой, а на борту «Королевского ковчега» был созван военный совет, от решения которого, как верно заметил один из ваших величайших летописцев, зависела судьба человечества.
Пока шел совет, я расхаживал взад и вперед по корме своего корабля, наблюдая за огнями испанского флота, и в этот момент мне явилось из далекого прошлого видение той ужасной дневной и ночной битвы в заливе Акциум более шестнадцати столетий назад.
Тогда, как и сейчас, господство над миром лежало, трепеща, на красных весах войны. Тогда, как и сейчас, два великих флота столкнулись друг с другом в преддверии величайшего сражения, которое должно было определить морскую империю и судьбу народов. Тогда решалось, будет ли это Рим или Александрия, теперь Англия или Испания.
Я закрыл глаза, все еще стоя лицом к лежащей на якоре Армаде, и увидел, как из темноты поднимается зловещее пламя брандеров, дрейфующих вместе с ветром и приливом на сбившиеся в кучу галеры флота Антония. Я видел, как они проникли в них, и снова наблюдал за последовавшим крушением и разгромом, и снова вел своих орущих морских волков в последнюю атаку на эту разбитую и охваченную паникой толпу.
Этого было достаточно. Не напрасно это благословенное видение посетило меня в тот решающий час судьбы Англии.
Галеон Дрейка «Месть» лежал на якоре в двух кабельтовых от «Леди Кейт», и когда я снова открыл глаза, то заметил, что сквозь мрак к нему несется пинас. Я окликнул его, и мне ответил голос Дрейка. Я снова позвал его, прося подойти к борту, и пинас развернулся под моей кормой.
— Что там, сэр Валдар? — спросил адмирал таким тоном, что я понял, что он чем-то раздражен. — Вы что-нибудь видели? Есть у «донов» признаки движения?
— Если вы найдете время, чтобы подняться на борт, сэр Фрэнсис, — ответил я, — или если вы возьмете меня на свой корабль, я расскажу вам кое-что из того, что я видел, и что может иметь отношение к завтрашнему сражению, если мы собираемся биться, но я хочу, чтобы нас никто не услышал.
— Тогда чем быстрее вы расскажете, тем лучше, — прорычал он, карабкаясь по борту. — И пусть мне это понравится больше, чем все, что я слышал там, на совете у лорда-адмирала.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал я, входя с ним в каюту и запирая за собой дверь.
Я рассказал о том древнем морском сражении при Акциуме и о том, как мы заставили огонь сражаться вместо нас. И когда я закончил, он ударил кулаком по столу с такой силой, что выбил из него пыль, и воскликнул:
— Клянусь Господом воинств, ты попал в цель, сэр Валдар! Надо так и сделать — поджечь собственные корабли! Ты знаешь, в наши дни ходит много праздных разговоров о том, что такие средства не годятся для христиан, как будто есть какая-то разница в том, чтобы сжигать корабли на якоре, как мы это делали в Кадисе, или посылать горящие брандеры во вражеский флот. Да, клянусь честью, надо так и сделать, и мы с тобой, сэр Валдар, сделаем это, если только «доны» подождут, пока мы подготовим корабли. У меня есть четыре или пять суденышек, которые я вполне могу выделить для такого хорошего дела, и я не сомневаюсь, что мы сможем найти другие.
— Я найду остальные, — ответил я, — если предам огню все корабли, кроме этого.
Так и было решено. Это было в субботу вечером. Все воскресенье мы упорно трудились, готовя наш ловкий ход, и когда наступила ночь, безлунная и облачная, у нас было восемь судов, битком набитых горючим материалом, и каждый с полудюжиной бочек пороха, аккуратно уложенных под палубой. Мы дождались, пока прилив не переменится, и теперь он мчался от нас к Армаде, обтекая огромные галеоны, стоящие на двойных якорях.
Был отдан приказ, суда были подожжены, и с закрепленными рулями и парусами мы отпустили их. Пламя ревело и прыгало все выше и выше по мере того, как они быстро дрейфовали по своему пути, а затем мы услышали крики и вопли, и хриплые команды, доносившиеся над водой от испуганных «донов».
У них не было времени поднимать якоря или ставить паруса. Обрезанные якорные тросы соскользнули в воду, и огромные плавучие замки, покрасневшие от яркого огня брандеров, беспомощно дрейфовали прочь, врезаясь друг в друга, разбивая рангоуты и такелаж, сцепляясь в диком и непоправимом беспорядке, а безжалостный прилив уносил их к фламандским пескам. И все это время брандеры двигались на эту запутанную массу со своим пылающим грузом, безжалостные, как судьба, и страшные, как смерть. Вскоре одна за другой вспыхнули пороховые бочки, и один за другим восемь брандеров разлетелись на куски, разбрасывая искры и пылающие обломки высоко в воздух и далеко среди «донов».
Теперь или никогда настало время нанести удар, тогда Армада будет рассеяна и Англия спасена. Все якоря были уже подняты, и под всеми парусами, какие только были, английский флот устремился вперед, чтобы вершить долгожданную месть. Огромный «Сан-Мартин» испанцев каким-то образом тронулся в путь, и вокруг него выстроилось еще с полдюжины высоких кораблей. Адмирал Говард свернул, чтобы захватить большой галеас, запутавшийся с другим галеоном и поэтому наполовину беспомощный. С его стороны это было глупостью, но для
