только это было замечено, Вингейт скомандовал общее наступление, и все войска, двинувшись быстрым шагом вниз по пологому склону, погнали противника через лес к лагерю, стоявшему в полутора милях оттуда. Здесь, скучившись под соломенными крышами, собрались 6000 женщин и детей. Все они, вместе со многими даже не ранеными воинами, знаками выражали свою готовность сдаться и просили пощады. В половине седьмого прозвучал сигнал «прекратить огонь». Только тогда стало ясно, какие жестокие потери понесли дервиши. На одном участке, не более чем в двадцать ярдов, лежали все самые знаменитые эмиры некогда широко раскинувшейся империи дервишей. Халифа Абдулла, пронзенный несколькими пулями, мертвый распростерся на овечьей шкуре. Справа от него лежал Али Вад-Хелу, а слева — Ахмад Федил. Перед ними в ряд лежали неподвижные телохранители, за ними — менее знатные вожди, а позади — куча убитых и раненых коней. Такая зловещая сцена предстала взору британских офицеров с первыми утренними лучами, и для многих из них она означала завершение тяжелой и опасной задачи, растянувшейся на многие годы. И пока они с изумлением, смешанным с благоговейным страхом, созерцали все это, из под кучи тел выбрался совершенно невредимый маленький эмир Донголы Юнее, который добавил несколько недостающих звеньев к цепи этого повествования. При Омдурмане Абдулла оставался в тылу — он сидел верхом за холмом Сургэм, но в этой последней битве он находился в передних рядах. Чуть ли ни при первом залпе его сын, Осман Шейх-эд-Дин, был ранен, и, когда его уносили, он убеждал халифу спастись бегством. Но последний, с тем драматическим достоинством, которого порой не хватает более цивилизованным воинам, отказался. Он спешился и приказал своим эмирам сделать то же самое. Затем он сел на овечью шкуру и приготовился встретить свою судьбу. По странной случайности при этой последней сцене борьбы с махдизмом не присутствовали всякие сомнительные личности, и только Осман Дигна, бежавший с поля боя, на короткое время обрел постыдную свободу, за которой последовало долгое и еще более постыдное рабство. 29 эмиров, 3000 воинов и 6000 женщин и детей сдались в плен. Египтяне потеряли троих убитыми и двадцать три человека ранеными.
Эта длинная история подошла к концу. Речная война была окончена. Она с переменным успехом продолжалась в течение четырнадцати лет, унесла, вероятно, около 300 000 жизней и явила множество крайностей и контрастов. Но цель, наконец, была достигнута: теперь флаги Англии и Египта вновь развеваются над долиной Нила, и никто не смеет бросить им вызов.
Иллюстрации
Генерал Чарльз Джордж Гордон
Мухаммед Ахмед, Махди
Барон Рудольф Карл фон Слатин (Слатин Паша)
Эпизод из битвы при Фиркете
Китчинер ведет свои войска на Донголу
Махмуд, главный помощник Халифы, взятый в плен после сражения при Атбаре
Атака 21-го Уланского полка при Омдурмане, в которой принимал участие Черчилль
Полковник Р. Г. Мартин, ведущий 21-й уланский полк в атаку на дервишей при Омдурмане
Жан Батист Маршан и его штаб в Фашоде
От Лондона до Ледисмита
Корабль королевской почты «Дунноттар Касл» в море 26 октября 1899 г.
Прозвучал последний крик «Кому еще на берег?», сказано было последнее «Прощай», последний то ли журналист, то ли фотограф выбрался на причал, и весь Саутгемптон, пирс длиной в милю и мыс разразились приветственными криками, когда в шесть часов вечера, 14 октября пароход королевской почты «Дунноттар Касл» отошел от причала и направился к мысу Доброй Надежды с сэром Редверсом Буллером на борту.
Мы покинули Лондон в окружении всякого рода слухов. Происходили страшные катастрофы — оказывалось, что сведения ложны; громыхали великие битвы — известия о них не подтверждались; но за всем этим надвигался прилив настоящей войны, и никто не мог закрывать глаза на серьезные последствия. Затем корабль отплыл, и наступила тишина, мертвая тишина.
Однообразие — характерная черта современного путешествия, и кто станет описывать его? Но и в однообразии есть своя тайная прелесть. Здесь, в промежуток времени слишком длинный, пока он длится, и слишком короткий, когда он проходит, мы можем спокойно размышлять о беспокойном мире, который остался позади, и о той суматохе, которая ожидает нас впереди.
Прививки против брюшного тифа делаются каждый день. Доктора читают лекции в салоне. Один укол сыворотки предохраняет, второй гарантирует от приступов. В поддержку этого эксперимента приводится замечательная статистика. Почти все уже дали себя убедить. Незамедлительно следует операция, и на следующий день изнуренные фигуры выползают на палубу, с высокой температурой и ужасным самочувствием. Спустя еще день, однако, все выздоравливают и делаются замечательно невосприимчивыми к болезни. Другие, вроде меня, считают, что мы стоим лишь у порога возможной болезни, ни во что не верят и полагаются на «здоровье и правила гигиены». Но если кто-нибудь придумает прививку от пулевых ранений, я первый поспешу ее сделать.
29 октября 1899 г.
Наконец-то новости! Этим утром мы увидели парус — большой идущий навстречу нам пароход, кто знает, с какими известиями на борту, поднявший паруса, чтобы поймать потоки ветра. Мы столпились на палубе, на незнакомца тут же были направлены телескопы, полевые бинокли и камеры. Пароход прошел от нас примерно в двухстах ярдах, и в этот момент его команда, издав три приветственных крика, подняла длинную черную доску, на которой белой краской было написано:
«Буры разбиты, три сражения, Пенн Саймонс убит».
Послышался общий вздох. Образовалась дюжина групп, все обсуждали новости. Тем временем суда разошлись, и вскоре направлявшийся в родную гавань пароход остался у нас за кормой.
Так значит, сэр Пенн Саймонс убит! Что же, никто не отдал бы свою жизнь с большей радостью при таких обстоятельствах. Двадцать лет назад только случайность спасла его во время бойни в Исандхлване, и Смерть в один день повысила его в звании от младшего офицера до старшего капитана. Государству нужны такие люди, и пусть оно обретет других, подобных ему!
Кейптаун, 1 ноября 1899 г.
В полдень 30 октября мы увидели землю, и посмотрев на запад, я заметил нечто вроде темной волны, нарушающей ровную
