имеют боевого опыта. Будут ждать, когда до них дойдет приказ главнокомандующего, а потом медленно-медленно исполнять его.
Поняв, что поиграть в дурачки не получилось, арабы перестроились. Впереди теперь были тяжелые конники, вооруженные копьями длиной метра два с половиной и саблями. Узкой, на ширину дороги, колонной понеслись, разогнавшись до галопа, на шеренги викингов, намериваясь проломить нашу оборону. Основной ударной силой, конечно, были лошади. Полтонны кожи, костей, мяса, оружия и амуниции, разогнанные километров до пятидесяти в час, это… черт знает как много ньютонов! Не хотел бы я оказаться на пути у этой массы. Колья и пики при столкновении с ней ломаются, как спички, и крепких воинов расшвыривает, как тряпичных кукол. Если лошадь устояла на ногах, наездник пускает в ход оружие. Он в более выгодном положении в сравнение с пехотинцами, потому что бьет сверху вниз. Копья перед столкновением все еще держат над плечом. В ближнем бою перехватывают ближе к середине древка, хотя в свалке многие сразу меняют его на спату (саблю), которая удобнее, быстрее.
В середине первой шеренги скакал рослый для арабов воин в высоком шлеме, похожем по форме на тюрбан со шпилем, в котором закреплены четыре белых страусовых пера. По широкому ободу нанесена золотом надпись, наверное, фраза из какой-нибудь суры. К низу его прикреплены мелкая кольчужная бармица, в которой для глаз сделаны полукруглые вырезы, а в районе ушей прикреплены пятиугольные пластины с золотым то ли узором, то ли какой-то надписью. Подвижный наносник опущен поверх бармицы, нижний край где-то на уровне подбородка. Доспех на воине был кольчужно-пластинчатый, На пластинах узоры золотом. За спиной развевался пурпурный плащ. Круглый щит был зеленого цвета с золотыми надписями по всему полю. Вороной конь защищен надраенными, бронзовыми пейтралем и шанфроном, а шея и туловище – кольчугой, пришитой к коже. В общем, не простой воин. Я потратил на него две стрелы с игольчатым наконечником. Одна вошла слева от наносника в районе щеки, вторая – справа ниже глазницы. Еще несколько секунд всадник твердо держался в седле, а потом выронил копье и начал заваливаться влево. Конь его почувствовал это, попробовал замедлиться, но не успел. Он сбил пару викингов, после чего застрял. Истерично ржа и мотыляя головой, жеребец пытался вырваться из давки, пока кто-то не ткнул его мечом в шею под кольчугу, перерезав яремную жилу.
Ругнув себя за то, что отвлекся на бедную животину, я продолжил отстрел вражеских всадников. Они были прекрасной мишенью для лучников: практически неподвижны и расположены на близком и при этом безопасном расстоянии для стрелка. Разве что слабоватые луки славян не всегда справлялись с крепкими доспехами. Зато мои стрелы запросто прошибали металлические пластины и разрывали кольчуги. За несколько минут я настолько проредил ряды наступающих, что между ними и викингами образовалась прослойка из лошадей без наездников.
Арабы отхлынули. Скорее всего, это было не притворное отступление, но все равно дисциплинированные викинги не погнались за ними. Удалившись на безопасное расстояние и убедившись, что мы остались на месте, наши враги сделали паузу. Так понимаю, росляк со страусовыми перьями был их командиром, и теперь выясняли, кто имеет право на такое украшение, то есть принять руководство.
Тут я и обратил внимание, что ромейская армия все еще бездействует. Эдакие зрители, с интересом наблюдающие за сражением с ярусов амфитеатра – вершин холмов. Ладно скутаты не успели бы спуститься на поле боя, но трапезиты, катафрактарии и даже псилы могли бы ударить арабам в тыл. Они не сделали это потому, что не было приказа. Значит, доместик схол Петрона решил поберечь свою армию, вытащить каштаны из огня нашими руками. У меня появилось яркое желание пропустить арабов, чтобы и дальше грабили и громили трусливых ромеев.
Воплотить в жизнь его не успел, потому что враги опять пошли в атаку. На этот раз впереди шла пехота. Наверное, это были павликиане. Их было не так уж и много, поэтому наступали узким фронтом. Сражались отчаянно, подозревая, что их, в отличие от арабов, перебьют всех, даже если сдадутся в плен. Догадавшись, что это последняя атака врага, стоявшие на флангах викинги решили тоже поучаствовать в схватке, оставив свои позиции. Как только они ввязались в бой, часть вражеских всадников воспользовалась этим, рванула по руслу обмелевшей речушки, огибая нашу армию. Я завалил семерых, и мои лучники поразили многих, но часть, скакавшие впереди, прорвалась. Викинги сразу зашли в тыл павликианам, после чего избиение последних заняло всего несколько минут.
В то время, когда наши воины орали радостно, извещая о победе, с других трех холмов в долину хлынули трапезиты и псилы. Сперва я подумал, что хотят показать, что тоже собирались повоевать, но не успели. Потом понял, что спешат они к вражескому обозу, за добычей, которую не завоевали. Догадались об этом и викинги и офигели от наглости ромеев. Даже не буду говорить, как называлась по мнению русов попытка захватить трофеи, которые завоевали другие. Там нет слов, только жесты, и все неприличные. Видимо, у наших воинов были еще какие-то сомнения, может, они чего-то не знали, каких-то договорняков, поэтому посмотрели на меня.
- Убейте их! – крикнул я коротко и ясно.
Самое забавное, что, по мнению ромеев, ничего предосудительного в нападении на обоз не было. Без разницы, кто разбил врага. Добыча достанется тому, кто первый до нее доберется. Поэтому они не сразу поняли, почему викинги вместо того, чтобы хватать побольше, начали убивать их. Полегло сотни три ромеев до того, как остальные поняли свою ошибку и удрали. Зачистив лагерь арабов, русы выстроились за арбами, готовясь отбить атаку ромеев. По их понятиям, своим действиями они объявили войну ромеям. Плохо они знали своих союзников. Я обратил внимание, что ни катафрактарии, ни скутаты в грабеже не участвовали, продолжали стоять на вершинах холмов. Видимо, доместик схол Петрона решил посмотреть на нашу реакцию. Если бы мы «проглотили» грабеж обоза, решил бы, что мы ослабли, после чего мог бы приказать добить нас, чтобы сэкономить деньги, обещанные за помощь, и отомстить за нападение на окрестности Константинополя. Мы постояли за себя. Следовательно, нападение трапезитов и псилов будет названо самовольством, которое чуть не рассорило союзников. Впрочем, имей таких союзников – и врагов не надо.
До темноты, которая наступила где-то через час, мы стояли в боевой готовности. Ромеи не нападали, но и переговорщиков не присылали, видимо, ждали меня. Я не ехал к ним, потому что это было бы признаком слабости.
