я бы поддержала, — пишет она. — Но так открыто говорить об этом никто не осмеливался, тем более что в нашем доме уже имелись случаи доноса в суд на некоторых квартиросъёмщиков (за клевету)». М. Рихтер характеризует своё тогдашнее отношение 18-летней школьницы к покушению так: «Ни за, ни против. Я в то время считала так: кто бы ни правил, мне дела нет, главное — лишь бы война поскорее кончилась. Так думали и в моей семье».
136 Сообщение Герхарда Упателя.
137 В том же духе свидетельствует 30-летний тогда рядовой Вальтер Б. из автобатальона в Лейпциге: «Я жалел, что покушение провалилось. Должен заранее сказать, что до 1933 г. я был активным членом Социалистической рабочей молодёжи, а в 1933—1934 гг. всё ещё участвовал в подпольной работе... Готовность поддержать новое правительство была налицо. Реакция окружения: об этих делах открыто не. говорили. Никто не доверял другому. Говорить открыто можно было только с единомышленником». Из высказываний 23-летнего тогда слесаря военно-морской базы в Готенхафене (Гдыня) явствует, что примерно три четверти его товарищей думали так же. Он пишет: «Благодаря враждебному отношению моих родителей к национал-социалистскому режиму я, будучи молодым человеком, относился к тогдашнему ходу событий весьма критически. Кроме того, да 1934 г. я принадлежал к религиозной молодёжной организации. Среди моих тогдашних коллег по работе были слесари и инженеры. Часть рабочих принадлежала к так называемым «причисленным к немцам». К моменту покушения этот круг лиц в своём подавляющем большинстве уже не стоял за военную политику нацистских руководителей. Наличие веры в германскую победу я к этому времени заметить у них уже не мог. Напротив, у меня складывалось впечатление, что для многих людей покушение послужило последним толчком для того, чтобы либо окончательно отмежеваться от режима, либо по крайней мере занять в отношении него критическую позицию».
Тогдашний ефрейтор войск связи Эрих Гертнер (по профессии — монтажник телеграфных линий), прежде состоявший в профсоюзе и в рабочем спортивно-гимнастическом союзе, сожалел о неудаче покушения. Он сообщает: «Я был бы готов поддержать любое новое правительство, если бы оно выступило за мир... Все мои товарищи по военной базе были того же мнения... Я имел представление о подпольной борьбе движения Сопротивления различных групп и национальностей, находился в контакте с партизанскими отрядами. Из моей части к ним перебежало шесть человек, двоих схватили [при побеге] и одного расстреляли перед строем».
138 «Freies Deutschland», 13.8. 1944.
139 Ibidem.
140 Ibidem.
141 Ernst Nieckisch. Das Reich der niederen Dämonen. Berlin, 1953, S. 306.
142 Friedrich-Whilhelm Krummacher. Ruf zur Entscheidung. Berlin, 1965, S. 109—111. Vgl.: «Freies Deutschland», 8 10. 1944.
143 Ibid., S, 112.
V
Заключительные замечания
Глава написана совместно с Гюнтером ВИРТОМ
Приступая к этой работе, автор поставил задачу дать научно обоснованную оценку личности Штауффенберга, то есть осветить процесс его эволюции в рамках закономерного хода истории. Если рассматривать эту проблему с принципиальной точки зрения и поставить деятельность Штауффенберга во взаимосвязь о закономерностями исторического развития, неизбежно возникает дальнейший вопрос: каковы общественно-политические следствия этой деятельности и её воздействие, ощущаемые и поныне.
Трагическая гибель Штауффенберга и его друзей с абсолютной ясностью показала, что разрешить существовавшее в Германии коренное противоречие никакая «дворцовая революция» не могла. И если гёрделеровские планы в конечном счёте были обречены на провал, ибо противоречили интересам народа и, являясь вариантом империалистической политики, были направлены против будущего антифашистско-демократического развития Германии, то и к действиям Штауффенберга тоже полностью относится вывод о том, что «в условиях нацистского террористического режима не могло оказаться успешным ни одно даже самое организованное офицерское восстание, ибо оно оставалось изолированным от авангарда рабочего класса и от организаций антифашистского Сопротивления»1.
Вместе с тем настоящее исследование призвано показать поляризацию общественных сил внутри заговора 20 июля 1944 г. Оно подтверждает, что цели прогрессивных сил, группировавшихся вокруг Штауффенберга и его соратников, находились в непримиримом противоречии с целями реакционного большинства заговорщиков. Вместе с тем в группе Штауффенберга действовали самые активные и решительные элементы, фактическое и потенциальное влияние которых было гораздо большим, нежели обычно предполагалось. Однако группа Штауффенберга в целом «не смогла оказать определяющего влияния на общий характер заговора, диктовавшийся теми элементами, которые объединялись вокруг Карла Гёрделера»2. Отсюда проистекает то огромное, не лишённое трагизма противоречие, которое заключается в том, что, хотя 20 июля 1944 г. и определялось актом Штауффенберга, сам же заговор по своей глубочайшей сути противоречил взглядам и стремлениям самого Штауффенберга.
Жизненный путь Штауффенберга побуждает поставить вопрос о твёрдых этических нормах и силе их воздействия на политические решения. Восходящие к христианству жизненные принципы, противоречия, своеобразно «очеловеченная» интерпретация элитарного мышления Стефана Георге, всё ещё поверхностное соприкосновение с миром идей социализма и, наконец, постепенное восприятие и внутреннее осмысление окружавших его военно-политических реальностей — всё это позволило Штауффенбергу преодолеть традиции и предрассудки собственного классового происхождения и встать на сторону борцов против варварства и бесчеловечности.
Такое явление не ново в истории классовой борьбы. Возникновение левого, прогрессивного крыла заговора лишь вновь подтверждает слова Карла Маркса и Фридриха Энгельса, констатировавших в «Манифесте Коммунистической партии»: «...В те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, к тому классу, которому принадлежит будущее»3.
Штауффенберг не смог завершить своё дело до конца, ибо пал жертвой могущественного аппарата вражеской власти, а также и потому, что ещё многими крепкими нитями оставался связан со своим классом. Он воплощал тем не менее ту часть этого класса, которая шла навстречу силам, олицетворяющим будущее.
Таким образом, Штауффенберг выступает в качестве ключевой фигуры того прогрессивного меньшинства заговора 20 июля 1944 г., которое обращало свой взор в будущее, к новой, демократической Германии и уже видело очертания новой исторической перспективы для немецкого народа, — правда, при этом гораздо больше догадываясь и предчувствуя, нежели зная и сознавая.
Детально описывая путь полковника Штауффенберга и его друзей, мы стремились поставить в центр внимания те проблемы, которые сохранили свою актуальность и в наши дни. Тем самым мы хотели ясно показать, что позиция Штауффенберга не только формально противостояла позиции группы Гёрделера, но и открывала возможность
